— Это — Лабиринт? — повторил Егор, как-то уже менее вопросительно и более изумленно.
Ни Дворжецкий, ни Воронин не ответили.
Разочарование быстро уступило место удивлению, а затем и восхищению. Некая сложная гармония открывалась в неправильных черно-белых узорах Лабиринта, и так трудно было отвести глаза, чтобы просто посмотреть на собеседников и задать другой вопрос.
— М-м, кто сделал это чудо?
— Я, — скромно ответил Дворжецкий.
— Да у вас талант, Всеволод Юрьевич, — сказал Егор, возвращаясь взглядом к чудесному узору Лабиринта.
— Нет, не талант, — сказал Дворжецкий. — Сверхъестественное вдохновение. Пожалуй, даже одержимость. Я один выкладывал эти узоры — больше суток, без перерыва. Я чуть не умер здесь…
Он замолчал и сделал знак Воронину.
— Вот — начало Лабиринта, — показал Воронин Егору. — Ступая только по белой линии, следуй за ее поворотами и — только вперед, пока не дойдешь до центра.
— И всего-то? — бесшабашно спросил Егор и смело ступил на начало узора.
Ничего не произошло.
Егор оглянулся на Воронина и Дворжецкого — оба они стояли с напряженно-серьезными лицами — и он опять ощутил острый укол скептицизма, вдруг почувствовал себя легковерным глупцом, которого разыгрывают два остроумных хитреца.
— Да ну, — махнул рукой Егор, намереваясь бросить всю эту дурацкую затею с посвящением в принцы Янтарного королевства. — Бред какой-то…
— Не сходи с Лабиринта! — заорал Воронин дурным голосом. — Только вперед!
Но Егор уже и сам ясно понял, что не может шагнуть в сторону или, тем более, назад. Одна только мысль об этом пугала до дрожи и мурашек по спине. Он попал под власть Лабиринта, и власть эта была велика, что там ни думай себе по поводу вымыслов Роджера Желязны. Единственный выход был — пройти весь путь до конца.
Егор медленно двинулся вперед. Идти было трудно; воздух словно загустел вдруг, уплотнился, превратившись в вязкий кисель, в резиновый клей, и приходилось всем телом, напрягая все мускулы, продавливать его упругое сопротивление. Дышалось тоже тяжело. Егор взмок от постоянного напряжения мышц, но упрямо, по-бычьи наклонив голову, пер вперед — шаг за шагом — только вперед.
На одном из поворотов Лабиринта Егор, чудовищным усилием скосив глаза, посмотрел в сторону стоявших у входа Дворжецкого и Воронина. Их темные фигуры казались нечеткими, размытыми и колеблющимися, словно виделись они сквозь слой раскаленного воздуха. А может быть, это просто пот заливал глаза и мешал смотреть.
Магическая или какая-либо иная, но сила у Лабиринта была, вне всяких сомнений.
Егор брел, едва переставляя ноги, и в его памяти, как будто сами собой, появлялись и пропадали разные фразы, цитаты и просто обрыки, представлявшиеся исполненными глубокого смысла. Вот, прямо сейчас: …не отвлекайся, не забывай, что нужно все время идти дальше! Не останавливайся, что бы с тобой ни происходило… Затем, через пару шагов, словно радиоприемник, перенастроенный на другую волну: …если твой путь впечатан мелом в асфальт, куда ты пойдешь, когда выпадет снег?.. Еще шаг, еще. …секрет заключается в том, чтобы постоянно идти вперед и не прекращать усилий, даже когда перестаешь двигаться… Боже, какая усталость! В-впер-ре-од! …мой путь длинней, чем эта тропа за спиной…
Неожиданно все кончилось. Слабый порыв прохладного ветра в разгоряченное лицо, и всякое сопротивление исчезло. Егор едва не упал ничком. Он расставил ноги пошире, но все равно чувствовал себя как моряк в хорошую качку, да еще и коленки тряслись.
— Поздравляю, — с улыбкой сказал Дворжецкий. — Теперь ты стал одним из нас.
А Воронин, сияя, показал Егору два больших пальца.
— И что теперь? — утираясь рукавом, хрипло спросил Егор. — Может, попросить Лабиринт перенести меня в какое-нибудь более приятное место? Он сможет это исполнить?
Дворжецкий и Воронин обменялись быстрыми тревожными взглядами.
— Не стоит, пожалуй, — мягко сказал Воронин Егору. — Ты лучше ножками своими, ножками шевели. Можешь смело ступать по узору, теперь Лабиринт ничего тебе не сделает.
— А мог бы?
— Вполне.
Первый шаг Егор сделал с опаской, будто на тонкий лед. Но теперь Лабиринт вел себя как обычный кафельный пол, однако, Егор знал, что он только притворяется.
