Мадемуазель Бланш-Астер взялась непослушными пальцами за воротник своего сине-золотого плаща и сняла его: «Да свершится воля Чудо-прялки! Мне не суждено править Сойванессом. Отныне вы — король Сойванесса, император Фая!»
Гассун не мог найти слов: «Мне не пристало предъявлять такие притязания... Я — Теодорус Гассун».
«Теперь ваше имя и ваши желания ничего не значат. Судьба соткана Чудо-прялкой — ее решение неопровержимо и необратимо. В Сойванессе испокон века ждали вашего пришествия — и невероятное стало былью! Вы покрылись славой — и обязаны взять на себя всю ответственность абсолютной власти».
Гассун с сомнением погладил длинный белый нос: «В высшей степени достопримечательный поворот событий... Аполлон Замп, вы все это слышали?»
«Да, — отозвался Замп. — Я все слышал и все видел. Что будет с нашим представлением? Имеет ли смысл его продолжать? Судя по всему, теперь выбор победителя конкурса будет зависеть от вас».
«Я уже принял решение! — заявил Гассун, внезапно охваченный диким торжеством. — Первый приз заслужили театр «Очарование Миральдры» и его великолепная труппа! Кроме того, я требую, чтобы щедрые награды получили также талантливые ансамбли «Воюза», «Звездной пряди», «Благоухающего олиолуса», «Деллоры» и «Заоблачного странника». Все представления участников конкурса были великолепны — штраф, объявленный королем Вальдемаром, отменяется! Приглашаю всех присутствующих в королевский дворец, где мы отпразднуем это удивительное событие. Кроме того, мне только что пришла в голову прекрасная идея — я назначаю, выбираю и объявляю принцессу Бланш-Астер своей царственной супругой, моей достойной восхищения спутницей жизни — мы оба надеялись, что нам представится возможность бракосочетания, и сегодня же вечером сыграем свадьбу по всем правилам. Что вы сказали, Аполлон Замп?»
«Ничего особенного, маэстро Гассун».
«В таком случае, будьте так любезны, возрадуйтесь вместе с нами чудесному стечению обстоятельств!»
«Так точно, уже радуюсь».
«Замечательно! Превосходно! Приведите сюда Гарта Пеплошторма и его несчастную труппу! Отныне я освобождаю их от задолженности! Приведите также барона Банури и его головорезов — и посадите их в тюрьму! Им придется ответить сполна за тяжкие преступления. А вам, Аполлон Замп, я прощаю многочисленные оскорбления, мелочные придирки, притворство и мошенничество. По сути дела, я передаю вам, целиком и полностью, бессрочно и безотзывно, право собственности на плавучий театр «Очарование Миральдры» и все находящееся на его борту имущество. Мне это судно больше не понадобится».
Замп поклонился: «Чрезвычайно признателен, король Теодорус».
«Ага! — воскликнул Гассун. — Поистине неисповедимы пути Чудо-прялки! Так что же? Мы идем во дворец или нет?»
Многочисленные превратности судьбы внушили Зампу твердую убежденность в том, что после крупного выигрыша следовало как можно скорее выходить из игры. Как только закончились трехдневные коронационные празднества, он решил покинуть Морнун и плыть на юг по Висселю. Гассун, будучи в высшей степени великодушным монархом, разрешил Зампу отчалить в любое время, по его усмотрению. «Тем не менее, почему бы вам не остаться в Морнуне? — спросил он. — Мы старые приятели! Я могу наделить вас титулом гранда и даровать вам обширное поместье — впрочем, вы и так уже заслужили вельможные почести и усадьбу, так как они обещаны победителю конкурса прокламацией Вальдемара».
Но Зампа невозможно было переубедить: «Как вам известно, я на три четверти — бродячий менестрель, и только на одну четверть — аристократ. Капризные речные ветры у меня в крови! Если хотите, пожалуйте мне железом сумму, эквивалентную стоимости поместья, чтобы я мог построить великолепнейший плавучий театр из всех, какие когда-либо видели на берегах Висселя, Синтианы или любой другой реки!»
Гассун хотел было ответить широким щедрым жестом, но ему пришлось сдержать размах руки — зелено-золотая плащаница тесно облекала его плечи, в связи с чем новоиспеченному королю приходилось внимательно следить за своими движениями, чтобы ветхая ткань, паче чаяния, не разорвалась. Принцесса Бланш-Астер сидела на софе из резного нефрита; на ее лице застыло отсутствующее выражение.
