Замп подал знак рукой; оркестранты исполнили фанфарный клич: «Через час этот трап позволит вам проникнуть в мир прекрасного и удивительного, озаренный разноцветными софитами! Благодарю вас за внимание, дорогие друзья!» Замп отвесил глубокий поклон, обнажив голову и размашисто проведя по палубе ярким плюмажем шляпы. Тихо переговариваясь, голодопортанцы постепенно разошлись.
«Странный народ! — повернувшись к боцману, заметил Замп. — Возникает впечатление, что они апатичны и флегматичны до полусмерти и едва заставили себя притащиться на набережную перед тем, как удечься в уже приготовленные гробы».
«А что говорится в толстом справочнике?» — поинтересовался Бонко.
«Что голодопортанцы — вспыльчивое племя, яростно реагирующее на любое оскорбление. Может быть, с тех пор, как их видел составитель справочника, их обратили в новую веру, требующую самоотречения и терпимости?»
«Вот идет какой-то старик. Почему бы не спросить его — что тут происходит?»
Замп внимательно рассмотрел человека, приближавшегося по набережной: «Честно говоря, здесь я боюсь задавать вопросы — того и гляди, кто-нибудь разозлится и начнется погром. Тем не менее, этот субъект выглядит достаточно незлобиво».
Замп спустился на причал и подождал, пока старик не приблизился, ковыляя мимо: «Добрый день, уважаемый старожил! Как нынче обстоят дела в Голодном Порту?»
«Как обычно, — отозвался старик. — Убийства, грабежи, позорные поражения и сплошное мошенничество. Почему вас так интересует трагическая судьба нашего города?»
«Только потому, что мои спектакли могли бы способствовать утешению вашей скорби», — тут же нашелся Замп. Судя по всему, здесь даже с дряхлыми старцами следовало соблюдать исключительную осторожность: «Наша трагическая постановка, «Эвульсифер», вполне могла бы разрядить эмоциональное напряжение горожан».
«Легко сказать! Лоп Лоиква погиб, пал жертвой предательства, и с ним погибла часть нашей души. Где мы найдем ему достойную замену — ему, заслужившему прозвище «Бича долины Ланта»? Прибытие вашего судна вполне может быть предзнаменованием».
«Так оно и есть! — добродушно воскликнул Замп. — Наше прибытие — предзнаменование отдыха и развлечений, больше ничего!»
«Надеюсь, вы не намерены нас учить тому, как следует толковать предзнаменования?»
«Ни в коем случае! Я всего лишь хотел предположить...»
«Ваши предположения не имеют отношения к делу; вы ничего не знаете о нас и о наших обычаях».
«Полностью с вами согласен. Мое намерение заключалось только в том, чтобы произвести на вас хорошее впечатление».
Старик повернулся на каблуках и заковылял прочь, но, сделав несколько шагов, обернулся и произнес через плечо: «Могу сказать только одно: человек, не столь одержимый скорбью, как я, хорошенько проучил бы вас за неуместные возражения!» Долгожитель пошел по своим делам. Замп задумчиво поднялся по трапу. Приказав собрать труппу, он выступил с объявлением:
«Несколько слов по поводу нашего сегодняшнего представления и общей манеры нашего поведения. Горожан Голодного Порта никак нельзя назвать покладистыми или гостеприимными. Воздерживайтесь от панибратства; отвечайте на любые вопросы «да» или «нет», сопровождая ответы вежливыми обращениями «сударь» или «сударыня»; не выражайте свои мнения! В женской одежде не должно быть ни малейшего намека на желтый цвет, а мужчинам надлежит устранить все признаки красного. Черный — цвет позора и унижения; не предлагайте голодопортанцам ничего черного! Не смотрите на зрителей пристально, чтобы они не вообразили, что вы обнаружили в них какой-то изъян. Сохраняйте на лицах приятное, доброжелательное выражение, но не улыбайтесь так, чтобы улыбку можно было принять за презрительную усмешку. Мы отчалим сразу после окончания спектакля; я отчалил бы уже сейчас, если бы не опасался мести здешнего населения. А теперь — надевайте костюмы и не оплошайте на сцене!»
Замп направился на корму, в свою каюту, и освежился бокалом прохладного вина. На квартердеке стояла мадемуазель Бланш-Астер. Осушив бокал, Замп присоединился к ней: «Надеюсь, вы слышали мои замечания? Даже в качестве обнаженного призрака вам следует проявлять такт».
