К вечеру «Янки» разнесли в пух и прах «Атлетику», а ко мне заглянул Эрвин Рэпп, сосед по площадке, и мы раздавили полдюжины пива, вспоминая добрые старые времена, когда все, ну абсолютно все было лучше, чем теперь. Эрвину, впрочем, живется не так уж плохо: недавно он заключил субконтракт на поставку морских бескозырок и клянется, что купит себе «паккард» сразу, как только кончится война. Красиво жить не запретишь. Потом позвонила Китти, и мы долго хихикали, как будто нам обоим было по двадцать и вчера мы трахались впервые в жизни. Ну да, как положено, где-нибудь на природе, в спальном мешке.
Но вот все-таки наступил понедельник, и вдруг история с пленками стала обретать законченный и совершенно неожиданный для меня смысл. Лучше бы он не наступал, этот понедельник.
В половине десятого я вошел в здание 1651, в котором арендую помещение под контору, позубоскалил с Эдди, пока поднимался на девятый, но дверь в приемную отпирал гораздо осторожнее, чем обычно. И тут же услышал странное постукивание за дверью кабинета.
Я вставил ключ в — замочную скважину так тихо, как только было возможно, ударил дверь плечом, одновременно выдернул из кармана кольт и, вопя: «Какого дьявола!», ввалился в… пустой кабинет. М-да, какой конфуз. Это нижняя планка шторы постукивала об оконное стекло, колеблемая волнами воздуха, которые гнал вентилятор. Я же, болван, и забыл его выключить. Смущенно крякнув, я сунул кольт в карман.
Звонить в театр было еще рано, поэтому я перелистывал газеты — ух ты, сыщик Трэйси целится в убийцу с треугольной головой! — и время от времени снимал трубку, отвечал клиентам. Сколько же у людей забот! Вот, например, один подозревал, что его жена крутит роман с директором частной школы, и желал установить наблюдение за домом этого директора. Я наотрез отказался, но продиктовал номера телефонов шамесов, о которых мне было известно, что они нуждаются в деньгах и не прочь были бы заняться непутевым педагогом. В одиннадцать я позвонил в театр, попросил к телефону Керри. Мне ответили: «Подождите!», а потом трубку взял помощник режиссера:
— Ее нет в театре.
— Не могли бы вы передать ей, что…
— Нет, не мог бы.
Я неожиданно для себя разозлился:
— Что это у вас все нет да нет?
— Нет, потому что она уволилась.
Я вдруг услышал, как громко у меня стучит сердце.
— Алло! Почему вы молчите? — напомнил о себе помощник режиссера.
— А когда она уволилась?
— Сегодня утром. Позвонила в театр и сказала, что вынуждена уехать к родителям.
— Что же там такое стряслось?
— Я и сам хотел бы это знать. Кажется, кто-то у нее заболел в семье. Она сказала, что вернется через пару недель, но в ее голосе я не почувствовал уверенности.
— То есть голос у нее был встревоженный?
Он задумался. Я слышал свое учащенное дыхание.
— Вы из полиции? — спросил он осторожно.
— Частный детектив. Керри наняла меня уладить одно пустяковое дело.
— Ей угрожает опасность?
— Нет-нет, ничего серьезного. А вы не знаете, куда именно она уехала?
— Понятия не имею, но мне сдается, что она родом из Филадельфии. Когда мы ездили с гастролями в Бостон, Керри несколько раз спрашивала меня, не собирается ли наш театр выступать в Филадельфии.
— А вам не показалось, что ей это пришлось бы не по вкусу?
— Представьте, да! У меня даже создалось впечатление, что, если бы мы действительно надумали там выступить, Керри немедленно взяла бы расчет.
И вот тут наконец меня осенило. И я затрепетал от возбуждения. И от страха за Керри Лэйн.
— Алло! Алло! — тревожился на том конце провода помощник режиссера. — Так, значит, по вашей части с ней все в порядке?
— Я еще не во всем разобрался, дружище. А что вы можете вообще о ней сказать? Как она себя вела последнее время?
— Керри? Да все переживала по поводу этой дурацкой роли, которая ей досталась. А я убеждал ее, что она еще себя покажет. А вы как считаете?
— Совершенно с вами согласен. Спасибо.
— Алло, шамес!
— Да-да, слушаю.
— Приглядывайте за ней. Она девчонка-то неплохая.
— Попробую. Еще раз спасибо.
Я бросил трубку, сорвал с головы сохатого шляпу, запер контору и побежал к лифту. Не отпускал кнопку вызова до тех пор, пока кабина не приползла на девятый. Двери открывались медленно, как в швейцарском банке.
