Врач только нащупал пульс Макарова и застыл взглядом на секундной стрелке часов, как рука больного, до этого все дни вялая, недвижимая, неожиданно сильно извернулась и цепкие пальцы обхватили его запястье.
— Фу, черт, Олег Иванович, так ведь можно человека и заикой оставить!
Полковник, не открывая глаз и никак не прореагировав на эту фразу, спросил:
— Ну рассказывай, какие у вас на этом свете новости. Начни с того, долго ли я тут валяюсь и как я… вообще. Живу, нет?
— Уже живете, — врач улыбнулся, попытался было высвободить руку, но потом оставил это, поскольку хватка Макарова не ослабевала. — Вы восемь дней у нас, ранения в голову и грудь, оперировал я.
— Пить можно будет? А то я там не все еще выпил.
— Там вам пить уже не придется, Олег Назарович. С такими ранениями увольняют вчистую. А дома хорошая водка, да под селедку, не противопоказана. В меру, конечно.
— А с Чечней что у нас, без меня до конца не разобрались еще?
— У вас в палате телевизор, можете теперь смотреть с утра до вечера.
— Насмотрелся, теперь послушать хочется. Моих к вам привозили?
— К нам всех везут, — уклончиво ответил врач и тут же начал новую тему. — Два дня назад Борис Романович звонил, интересовался, как прошла операция. Оттуда звонил, с командировки.
Полковник открыл глаза, пару секунд смотрел в белый потолок, потом опять закрыл их:
— После меня кого из моих к вам привозили?
— Привозили, — вздохнул врач. — Там бой был, так что…
У Макарова задергался кадык, он с силой сжал запястье врача, потом отпустил, положил руки поверх одеяла на грудь: видно, заныла рана.
Хирург встал:
— О телевизоре я вам уже говорил, пульт рядом, на тумбочке, но в первые дни желательно поменьше его включать: головные боли могут начаться. Посещать вас тоже я пока никому не разрешаю, хотя рвутся тут… Вы к нам надолго, так что наговоритесь еще.
Врач имел в виду не Тамару, сделал вывод Макаров. Рвутся — это, наверное, местные, госпитальные. А жена, значит, не приходила. Он бы в первую очередь сказал, если бы приходила жена.
— И кто же меня видеть желает? Сослуживцы?
— Да. — Врач помолчал, потом добавил: — И не только они.
Он опять не о Тамаре, подумал Макаров.
— Понимаете, Олег Иванович, рано или поздно вам это надо сказать, и уж лучше сразу, поскольку затягивать нет смысла…
— Так не затягивай.
«Погиб кто-то из моих, — подумал он. — Прошин, зам? Или начштаба? А может, подполковник Куценко?..»
Хирург налил из графина полстакана воды, залпом выпил, вновь налил, бросил туда таблетку.
— Ваша жена за городом, на «Жигулях»…
«Вот в чем дело, — подумал полковник. — Хреново. Тамарка на машине, наверное, кого-то сбила. Вообще-то ездит она аккуратно, по-женски…»
— Это ярославская трасса…
— У нас по ней дача, — сказал Макаров.
— Вернее, не совсем трасса. Немного в стороне, на проселочной дороге. Там что-то типа котлована заброшенного…
Макаров поморщился, пытаясь поймать суть сказанных слов. При чем тут котлован? По пути на дачу нет никакого котлована, от шоссе отходит бетонная ветка и ведет прямо к дачам, от нее до гаража — пять метров. Котлован…
Тотчас тупо заныл затылок.
«Так, задачи решать мне пока рановато. А врач чего-то тянет. Вот же дипломаты тыловые, привыкли тут к болтовне. Нет чтобы изложить все в двух словах и ясно».
— В общем, машину сгоревшей нашли, а в ней труп. Выпейте, я туда добавил… Голову можете повернуть? Я сам вам стакан дам.
— Без пол-литра ничего не пойму, — пересиливая поднимающуюся уже ко лбу боль, выдавил полковник. — Что нашли, и при чем тут Тамара?
— Она в машине и была. Ваша жена погибла, понимаете?
* * *
Следователь был худым, сутулым, и фамилия его на все сто процентов соответствовала внешнему виду: Чехотный. Разговаривал он тоже, как тяжелобольной: тихо, монотонно. Но зато кратко и понятно.
