— Ты только посмотри, — шепнул Кеник. Он подошел к двери и нажал выключатель. На редкость большая хрустальная люстра, лампочек примерно на тридцать, ослепила Арона, Кеник тотчас ее выключил и снова сел, чтобы хозяин не застал его за подобным ребячеством. Арон подумал: наверно, Тенненбауму его квартира досталась тем же путем, что и мне моя, может, и здесь раньше жил какой-нибудь Лейтвейн, особенно при таких-то, как говорят, отношениях Тенненбаума с союзниками, хотя сама по себе квартира еще ничего не доказывает.
— Не люблю я ждать, — сказал он.
— Потерпи немного, — ответил Кеник, — у него, верно, дела.
— У меня тоже дела.
Наконец Тенненбаум явился, сама невзрачность, иначе не скажешь, среднего роста, тощенький. Единственное, что производило впечатление, это, без сомнения, золотая булавка в галстуке, с красным камнем.
— Сидите, сидите, — сказал он и сел.
Пожилая женщина высунулась из двери и спросила, не принести ли чего, чаю к примеру.
— Не надо, — ответил Тенненбаум. — Я думаю, будет лучше, если мы для начала переговорим с глазу на глаз.
Кеник тотчас вскочил, сказал «конечно, конечно» и откланялся. Выходя, он незаметно подмигнул Арону, и они остались вдвоем.
— Итак, вы хотели бы поработать у нас?
— Это не совсем точно.
— А что же тогда?
— Это Кеник мне предложил и сказал, что будет лучше, если вы сами проинформируете меня, на что я могу рассчитывать. А хотеть мне покамест нечего.
— Значит, вы не хотите?
— Скажем так: сперва мне надо узнать, о какой работе идет речь, а уж после этого я смогу принять решение.
— А разве Кеник вам не рассказал?
— Самую малость. И мне это показалось не очень привлекательным.
— Что же он вам рассказал?
И Арон повторил вчерашний разговор, не преминув заметить, что мало пригоден для такого рода деятельности, к торговле по высоким ценам, что время на привыкание ему навряд ли что-нибудь даст, ибо, помимо отсутствия склонности к этому роду занятий, охоты у него тоже нет. Арон старался держаться уверенно. Чтоб Тенненбаум понял, что перед ним не какой-нибудь там подручный, ведь от начала зависит все.
— А кто вы по профессии? — спросил Тенненбаум.
— До лагеря я работал бухгалтером на текстильной фабрике.
— Фабрика принадлежала еврею?
— Да.
— А как его звали?
— Вам он наверняка не знаком, — ответил Арон. Его раздражала эта игра в вопросы и ответы, получалось что-то вроде допроса.
— Не спешите с ответами, — сказал Тенненбаум, — а главное, не будьте таким чувствительным. Если нам предстоит работать вместе, я должен хоть что-то про вас знать. Итак, как его звали?
— Лондон.
Тенненбаум рассмеялся, правда, невесело: чтобы он и не был знаком с Лондоном! Хоть и немного, но он его знает, он знает даже, что Лондон уехал в Америку. А услышав об их родственных отношениях, начал заверять, что смутно вспоминает и его, Арона, как зятя Лондона.
— Как же, помню, помню, там еще речь шла о свадьбе, как его дочку-то звали? Роза?
— Линда.
— Да, верно, верно, Линда.
Вот теперь Тенненбаум знал, на какую полочку следует определить Арона. Он стал много приветливей, открыл спрятанный за книжными полками шкафчик и достал оттуда вишневый ликер, сказав при этом:
— Должен честно признаться, я уже давно вас жду.
— Меня?
— Нет, не вас лично, а человека вашей специальности. Ну конечно же торговля — это не для вас.
Остаток разговора не занял и получаса. Тенненбаум обрисовал Арону его будущую деятельность. Он ищет человека, который мог бы вести для него бухгалтерию, человека, который знает все ходы и выходы — а их «много больше, чем вы полагаете», — и тем дает возможность иметь точное представление о состоянии дел. До сих пор все шло кое-как, сказал Тенненбаум, он сам выполнял эту работу, ничего в ней не смысля, что поглощало уйму времени и приносило мало результатов.
— Итак, вы могли бы взять это на себя?
— А для кого я должен вести бухгалтерию?
— Для меня, для кого ж еще?
— Вы меня не поняли. Я имею в виду, для налоговой инспекции, для финансового управления или для кого-то еще?
— Для меня, — отвечал Тенненбаум. — К начальству мы не имеем никакого отношения. Для меня, чтобы я был в курсе.
