Последний сюжет был посвящен древнегреческому драматургу Еврипиду. В этот раз Матусевич явно перестраховался. Обычно так называемых, «неизвестно откуда взявшихся вопросов» было не больше одного на игру, но, очевидно, шоумен нутром чувствовал опасность.
Из комментария следовало, что Еврипид написал почти сотню трагедий, однако полностью сохранились и дошли до наших дней всего семнадцать. В годы его жизни были очень популярны драматические турниры, в которых соревновались поэты со всей Греции. Первые места в этих состязаниях занимал и Еврипид. И количество его побед соответствовало последней цифре секретного номера телефона.
— Драматические турниры он выигрывал пять раз, — сказал Головин, — а последнюю победу Еврипиду присудили посмертно.
— Зачем нам эти детали?! — завопил Торопов. — Набирай скорей пятерку!
Они все уставились в экран телевизора и им показалось, что прошли не секунды, а вечность, прежде чем ожил лежавший в студии телефон с красной цифрой «три».
— Спокойно, коллеги, спокойно! — притушил Сергей уже назревавший взрыв восторга. — Говорить буду я.
Режиссер старался не показывать Матусевича крупно, но было видно, что тот находится в полуобморочном состоянии. Его крючковатый нос, казалось, касался подбородка, сквозь грим проступили крупные капли пота. Шоумен настолько не контролировал себя, что даже не пытался улыбаться. Едва доковыляв до столика с телефонами, он поднял трубку.
— Здравствуйте! Меня зовут Сергей Головин! — громко прозвучало в студии.
Матусевич открыл рот, как выброшенная на берег рыба. Он пытался что-то сказать, но у него не получалось. Потом шоумен опустил трубку, подождал немного, словно собираясь с силами, и опять поднес ее к уху.
— Мы ждем вас в студии на следующей игре…
Это было все, что удалось ему выдавить. И он уплыл куда-то в сторону.
Линию тут же перехватил оператор. Он стал записывать координаты Головина. Наконец, Сергей положил трубку.
— Ну вот, — как-то буднично сказал он, — а вы не верили.
Все молча смотрели на него: Инга — любящими глазами, Оксана — чуть не плача, Петр — восторженно. Наконец, Торопов сказал:
— Ну теперь-то, сукин сын, ты можешь объяснить нам, как тебе это удалось?
— Теперь — могу, — кивнул Сергей. — Собственно говоря, все очень просто. Когда появились эти странные вопросы, я сразу подумал: они исходят от Матусевича. Из соображений безопасности он вряд ли подключил бы к этому еще кого-нибудь. Очевидным для меня было и то, что любой человек в трудной ситуации опирается на полученный ранее багаж знаний. Я стал интересоваться биографией Льва Михайловича и выяснил, что в молодости он окончил ГИТИС — театральный институт. Потом его распределили в какой-то заштатный театр, где невозможно было заработать ни славы, ни денег, поэтому вскоре он перебросился на эстраду. Из него получился неплохой конферансье. Однако настоящий успех пришел к Матусевичу, когда ему удалось перейти на телевидение. Его развязные манеры, самоуверенность и замаскированное пошлым юмором хамство пришлись здесь очень кстати. В общем, прошлое нашего общего друга стало мне абсолютно ясным, и как только накопилось несколько неизвестно откуда взявшихся вопросов и все они оказались на тему театра, я окончательно понял, что мины расставляет именно он. После этого можно было бы сделать то, что предлагал Петр, — Сергей снисходительно посмотрел в сторону друга, но тот был так счастлив, что пропустил издевку мимо ушей, — то есть начать читать все подряд по теме драматического искусства. Но тогда бы мы не управились и за год. И я поступил проще: в один прекрасный день отправился в ГИТИС. Не все встретившиеся мне там люди были симпатичны и доброжелательны, однако ногами меня тоже не били. В конце концов мне удалось получить список книг, которые рекомендовали раньше и рекомендуют сейчас по курсу «История театра». Естественно, с большой долей вероятности можно было предполагать, что эта же литература имеется у Матусевича. Ее я как раз и просмотрел по диагонали за прошедший месяц, выбирая только то, что может пригодиться. Получается, со Львом Михайловичем мы работали рука об руку…
