Корреспондент «Ассошиейтед Пресс», которого не мучили такие сомнения, просто написал: «Сегодня Мэрилин Монро совершила выход, достойный награды Академии...»
Она появилась через пятьдесят минут после отъезда мужа. Несмотря на то, что на ее лице лежал толстый слой театрального грима, этого оказалось недостаточно, чтобы скрыть следы синяка на лбу. В черном наряде она жалась к руке своего адвоката и руководителя отдела рекламы «Фокса». Репортеры, которым пообещали пресс-конференцию, засыпали ее вопросами. Мэрилин всхлипывала. «Мне нечего добавить, — то и дело повторяла она. — Простите...» Она начала спотыкаться и покачиваться на каблуках, готовая вот-вот потерять сознание.
На другой день утром Мэрилин появилась на работе. Своему гримеру она призналась, что «впервые за много дней чувствует себя бодрой». В Сан-Франциско Ди Маджо проспал до полудня, красовался, позируя для фотографов, а потом играл в гольф. Для постороннего мира драма завершилась. Прессе ничего не оставалось делать, как ждать бракоразводного процесса, который начинался через три недели. Тем временем шла грязная закулисная возня.
Видя, что брак разваливается, пришедший в полное отчаяние Джо Ди Маджо, ревновавший к теням, предпринял попытку успокоить душу другими средствами. Он обратился за помощью к частным детективам, типичным персонажам Реймонда Чэнджлера пятидесятых годов, сыщикам, которые своими рапортами могли принести супругу облегчение или вызвать сердечный приступ.
Одновременно на студии «XX век—Фокс» такая же идея пришла в голову другого человека, но по иной причине. Обеспокоенная администрация «Фокса» боялась, что их вложения в Мэрилин Монро пропадут из-за скандала. Было решено предотвратить эту катастрофу. С этой целью созвали собственную команду платных агентов. Отныне за Мэрилин следили. В дальнейшем это неоднократно будет повторяться.
Однажды вечером, в пору своего замужества с Ди Маджо, Мэрилин зашла навестить Анн, мать человека, которого она когда-то любила, но потеряла, Фреда Каргера. Приходить к ней она будет до самой своей смерти. С семьей она была знакома еще с тех времен, когда была бедна, как церковная мышь, а теперь они, радостные, собрались вокруг нее и восхищенно рассматривали платье, норку и «Кадиллак» с откидывающимся верхом. «Когда в тот вечер она уходила, — говорит Пэтти Каргер, — снаружи ее поджидали два парня. Все в доме видели их, мы хотели помочь ей. Мэрилин не знала, что и делать».
У Мэрилин уже давно вошло в привычку звонить Сиднею Сколски в любое время дня и ночи. Однажды, вспоминает его дочь Стеффи, она позвонила после полуночи. «Я едва разбудила отца. В семь часов утра Мэрилин уже приехала к нам. Без макияжа, с непричесанной головой, в наспех наброшенном меховом пальто... Отец позже говорил, что Мэрилин просто нужно было уйти, скрыться. Она думала, что «они» пытались накачать ее наркотиками».
Через несколько дней после расставания Мэрилин с Ди Маджо актер Брэд Декстер столкнулся с ним в Лос-Анджелесе в ресторане «Вилла Капри». Тот был в компании Фрэнка Синатры и частного детектива по имени Барни Рудитски.
Когда-то Рудитски работал детективом в Нью-Йорк-Сити, но затем переехал в Калифорнию и стал совладельцем «Шерри» на Сансет-стрит, известного в те времена притона гангстеров. Одновременно он содержал городское детективное агентство и службу охраны. Детище его специализировалось на охране личной жизни и проводило слежку за супругами, собирая компрометирующий материал для развода.
Фрэнк Синатра, обозначивший для справочника «Кто есть кто» свою профессию как «баритон», в тридцать девять лет только что одержал крупную победу в жизни. Он завоевал награду Академии за роль рядового Маджо в картине «Отныне и вовеки веков», а также был удостоен звания «первого великого певца спален наших дней». В течение нескольких месяцев журнал «Тайм» будет называть его «одним из наиболее замечательных, сильных, драматических, печальных и порой откровенно путающих личностей, находящихся в поле зрения публики».
О Синатре «Тайм» также написал: «Мужчина, безусловно, внешне похож на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь; он говорит сквозь зубы. Он одевается с супермодным блеском Джорджа Рафта — носит богатые темные рубашки и галстуки с белым рисунком... согласно последним данным, у него были запонки, примерно стоившие 30000 долларов... Он терпеть не может фотографироваться или появляться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».
