Через два десятка лет, когда я разговаривал с Уиттерби, он все еще ясно помнил, что «Мэрилин не давала мне и слова сказать против Кеннеди. Она говорила так, как мог говорить только знающий человек, как если бы ей была известна обратная сторона медали».
Во время их последнего в 1961 году свидания Мэрилин опять была под воздействием допинга и временами теряла нить беседы. Она сгорала от желания установить памятник в честь своего покойного учителя по актерскому мастерству Михаила Чехова и всерьез полагала, что помочь в этом мог бы президент Соединенных Штатов. «При упоминании имени Кеннеди она делалась похожей на девочку, помешанную на кумире», — вспоминает Уиттерби. Ему это показалось странным, и он постарался перевести разговор на другую тему.
Каждый раз, когда Кеннеди приезжал в Нью-Йорк, как до выборов, так и после них, местом своей резиденции он выбирал «Карлиль-Отель». Там он снимал номер-люкс с впечатляющим видом на Манхэттен. Там удовлетворялась его малейшая прихоть и гарантировалось абсолютное уважение к его частной жизни. Журналисты могли безуспешно осаждать вестибюль здания, а президент, когда в том была нужда, в сопровождении людей из службы безопасности оказывался в соседнем жилом здании или отеле, которые соединялись с «Карлилем» тайными тоннелями. От дома, где жила Мэрилин, этот отель отделяло восемнадцать строений.
Имеются сведения о том, что Мэрилин навещала Кеннеди в «Карлиле». Об этом говорит и Джейн Шэлам, представительница известного в политических кругах Нью-Йорка семейства. Окна ее номера выходили на «черный вход» в «Карлиль». «Я видела, как приходила и уходила Мэрилин, — рассказывает Шэлам, — она так часто сновала туда и обратно, что я не могла не заметить ее. В большинстве случаев люди не узнавали ее — когда она появлялась без макияжа и зачесывала волосы назад. Ни за что нельзя было узнать, что это Мэрилин Монро. Я видела, как она приходила в «Карлиль», когда там останавливались Кеннеди. Другой причины для ее появления в отеле как будто не было».
Однажды и президенту пришлось ждать, как простому смертному, когда он пригласил ее на интимный ужин в «Карлиле», рассказывает Эрл Уилсон, цитируя «бородача» привратника, который, как правило, провожал Мэрилин на подобные рандеву. Уилсон не называет имя своего информатора, но агент Питера Лоуфорда, Милт Эббинз, сознается, что однажды сам выступал в такой роли.
Эббинз — человек, состоявший в приятельских отношениях с президентом — вспоминает, что Мэрилин как-то попросила его отвезти ее на прием на Парк-авеню. Туда они приехали через два часа, и он незаметно провел ее мимо толпы газетчиков, осаждавших вестибюль. (На Мэрилин был парик, шелковая косынка и темные очки.) После чего он быстро ушел. Когда Эббинз уходил, президент оставался на приеме и Мэрилин тоже была с ним.
Сама Мэрилин также говорила близким людям о своих встречах с Джоном Кеннеди. Паула Страсберг, ныне покойная, в частной беседе призналась, что Мэрилин рассказывала ей о романе. Еще она добавила, что у нее есть имеющие отношение к этому делу письма, «которые она поместила в сейфе банка и которые не подлежат огласке на протяжении ближайших пятидесяти лет, чтобы причастным к событиям людям не было причинено зло».
О Джоне Кеннеди, со слов Мэрилин, знал и Сидней Сколски, ветеран репортерского полка Голливуда, который был для Мэрилин советчиком и наставником с самых первых дней ее актерской карьеры. В 1983 году, за несколько недель до смерти, Сколски заявил: «Мэрилин говорила мне, что у нее с президентом роман, и я ей поверил». Сколски тогда ничего не написал об откровениях актрисы. Молчание он хранил еще много лет и после ее смерти. Впоследствии вспоминая об этом, он мрачно заметил: «Должен признаться, что до сих пор с ужасом думаю, что могло бы случиться со мной, если бы я рискнул написать об этом романе в своем обозрении тогда, когда впервые узнал о нем».
Сколски говорил, что Мэрилин всегда называла Кеннеди «Президент», никогда не упоминая его имени. «Она жаловалась, — вспоминал он, — о тех трудностях, с которыми ей приходилось сталкиваться на встречах с президентом. Даже оставаясь с ним наедине в доме Питера Лоуфорда в Санта-Монике, нельзя было выключать свет. Если бы что-то произошло и свет погас, секретная служба снесла бы двери и вломилась в комнату. Правда, я думаю, ничего такого не случалось!»
