Синьоре считала, что Мэрилин выглядела как «самая красивая крестьянская девушка, какую себе можно только представить, откуда-то из Иль-де-Франс, именно такой тип красавиц существовал там много веков». Поздно вечером Синьоре рассказывала Монро анекдоты из актерской жизни и чувствовала себя матерью, рассказывающей ребенку перед сном сказки.
Что касается Монтана, то очень скоро он вслух уже высказывал недовольство, вызываемое работой с Мэрилин. Иногда без предупреждения она исчезала со студии и могла не появиться до самого вечера. Съемки прекращались. Монтан мерил площадку шагами и ворчал: «Куда она могла подеваться? Я не могу все время ждать. Я не автомобиль».
Между тем Миллеру пришлось отправиться в деловую поездку в Европу. С его отъездом дела Мэрилин быстро начали ухудшаться. Она сказала докторам, что не может продолжать работу над фильмом, потому что кто-то из операторов, по ее словам, гомосексуалист.
Однажды утром Монтан со студии позвонил жене и сказал, что Мэрилин на съемки не приехала, а телефон у нее не отвечает. Напрасно Симона Синьоре стучала в дверь соседского домика, ей никто не открыл. Тогда оператор с телефонного пульта сообщил, что хоть Мэрилин и не отвечает, но она дома, так как недавно звонила в город. Оказалось, актриса просто симулировала.
Разъяренный Монтан вернулся в отель, где написал записку:
«Когда в другой раз будешь ночь напролет трепаться с моей женой и слушать ее байки вместо того чтобы пойти спать, и решишь не вставать утром и не идти в студию, пожалуйста, скажи мне. Я не враг. Я твой друг. А капризные маленькие девочки никогда не забавляли меня. Всего наилучшего
Ив».
Монтан и Синьоре подсунули записку под дверь, но так, чтобы кончик ее выступал снаружи. На их глазах записка медленно вползла внутрь. Мэрилин, получив послание, никаких действий не предприняла. Тогда Монтан через дверь прокричал, что дневные работы на студии отменены «из-за отсутствующих», и до вечера исчез.
В одиннадцать вечера Мэрилин по-прежнему признаков жизни не подавала. Потом Монтанам из Европы позвонил Миллер и сказал, что ему был звонок от Мэрилин. Он попросил их сходить к ней.
«Внезапно, — вспоминала потом Синьоре, — в моих руках оказалась плачущая девочка, которая все время приговаривала: "Я плохая, плохая, плохая. Я никогда больше не буду этого делать. Я обещаю"». Монтан погладил ее по голове и попросил на другой день не опаздывать.
Нельзя сказать, что атмосфера на съемках фильма «Займемся любовью» была уж такая мрачная и безрадостная. Мэрилин Монро еще не совсем утратила чувство юмора. Ей сообщили, что цензор не пропустит сцену с поцелуями, если она будет лежать, так как создастся впечатление, что они с Монтаном занимаются любовью по-настоящему. «Что ж, — ответила Мэрилин, — мы могли с таким же успехом заняться этим и стоя!»
Несмотря на профессиональные разногласия, у француза и Мэрилин в ту весну начался роман.
Глаз на Ива Монтана Мэрилин положила давно, еще тогда, когда они вместе с Шелли Уинтерс, с которой снимали одну квартиру, составили свои списки желанных любовников. Теперь она всем подряд, включая психиатра, стала говорить, что француз выглядит точь в точь как Ди Маджо и что он физически возбуждает ее. На съемочной площадке было видно, что им нравится изображать из себя влюбленных. Как это часто бывает с кинопартнерами, границы между искусством и реальностью оказались стертыми.
Симона Синьоре почувствовала опасность, но, связанная контрактом, была вынуждена выехать в Европу. Артур Миллер, находившийся то в Лос-Анджелесе, то за его пределами, закрыл глаза на грозившую опасность, так как, похоже, уже смирился с тем, что брак не сегодня-завтра готов был рухнуть. Мэрилин и Монтан в своих соседних бунгало все чаще оставались предоставленными самим себе.
Один репортер, опираясь на одно из последних интервью с Монтаном, рассказывает, что Мэрилин взяла француза штурмом, когда постучала в его бунгало, придя в норковом пальто, под которым ничего не было. Этот прием Мэрилин нам уже знаком.
Из других источников узнаем, что Артур Миллер застал парочку в постели, когда однажды вернулся в дом, чтобы взять забытую трубку. Вскоре постельные истории начала распространять гостиничная прислуга. Любовный роман, или только намек на него, стал достоянием гласности.