Я поставила тяжеленные вещи и устремилась к вагончику. (На съемке у нас вагончик — комната отдыха.) До сих пор не могу понять, как Никита почти опередил меня, и в тот момент, когда я стала задвигать дверь, он вставил в проем ступню и колено. Не пускает. Я тяжело дышу, вижу, что и он озверел. Ткнула его со всей силы кулаком в грудь — не помогает. Схватила за рубашку, посыпались изящные пуговички с заморской пахучей одежки. Тут я пяткой поддала по его колену и, ничего не добившись, кинулась на постель.
Сердце вырвалось из ушей.
Секунду он постоял молча, потом закрыл дверь и вышел вон.
Через некоторое время входит Павел Лебешев, оператор.
— Нет! — вскакиваю. — Уезжаю в Москву! С этим козлом я больше не знакома.
К окну подъехала „Скорая“. Она всегда дежурила у нас на съемке. Пока врачи щупали пульс и готовили укол, я орала на весь вокзал:
— Уйди, Пашка! Не будь подхалимом. Сниматься больше не буду! И его духи больше нюхать не буду.
Пашка садится на противоположное сиденье и говорит:
— Понимаешь, сейчас отличный режим…
— Не буду!
— Солнце садится, объемность нужная!
— Не буду!
— И отменная морда у тебя…
— Не буду! Отстань!
Он встал, попросил сообщить, когда я буду готова продолжить съемку. У меня мелькнула реальная, практическая мысль: „Морда отменная, режим натуры отменный, надо скинуть этот кадр…“ И, придерживая ватку на месте укола, я встала как вкопанная в кадр.
Боковым зрением вижу: к камере подходит Никита.
— Значит, так…
— Молчать! — ору я. — Пашке говори, а он — мне! Через переводчика, понятно?
Подходит Павел.
— Сейчас мы снимем крупный план, где ты зовешь мужа.
— Хорошо, — говорю. — Давайте. Ваня, ты здесь?
— Здесь.
— Паша! Слушаюсь твоих команд.
Никита тихо ему в ухо, а Пашка корректирует:
— Приготовились. Начали, — тихо говорит Павел для меня.
Я им выдала нужный дубль и резко пошла к машине.
— Давай еще один, — попросил Павел.
— Обойдетесь! Небось на „Кодаке“ снимаете. Я сегодня Род Стайгер, даю один дубль.
В гостинице долго стояла под душем, пытаясь решить, что делать. Бросить картину я могла по закону. Но роль бросать жаль…
Вытерлась, застегнула все пуговички халата, слышу деликатный стук в дверь.
— Кто?
— Мы.
Это мои „товарищи по перу“ — Всеволод Ларионов и местный, днепропетровец.
— Садитесь, — говорю.
Ставятся пиво, кукуруза вареная и нарезанное сало в газете. Я суечусь с посудой, достаю колбасу, вяленую рыбу, хлеб.
— Негоже позволять мальчишке так унижать тебя перед всем честным народом.
Я молча накрываю на стол, ставлю стулья. Снова стук, но уже не деликатный.
— Да-да, — говорю.
Входит Никита и прямым ходом в спальню. Такое впечатление, что и не выходил из нее никогда.
— Нонночка, — зовет меня. Я не гляжу на него. Он еще раз: — Нонночка…
Обернулась, вижу красное, мокрое, в слезах лицо, тянет ко мне ладони, зовет к себе. Я посмотрела на сидящих, их как корова языком слизала.
Так и стоим — он ни с места и я. „Нонночка“, — заплакал.
Ох, негодный, таки добился! Пошла я, не торопясь, к нему, он обнял меня и смиренно застыл.
Так постояли мы, потом он сказал:
— Пойдем, милая моя. Пойдем ко всем нашим, чтоб они видели, что мы помирились.
Выходим, на Танюшку, его жену, наталкиваемся. Она взволнована.
— Танечка! Посиди у телевизора. Мы скоренько придем, — говорит Никита.
С криками „ура“ нас принимали, целовали, угощали, пока Таня не крикнула:
— Никита, тебя Берлин вызывает!
Хорошо, когда у режиссера жена не актриса. Уютно в экспедиции, чистосердечно поболтать можно, потискать маленьких еще тогда их деток. Танюшка — переводчик и в прошлом фотомодель. Что я ей? Чем лучше работаю, тем как бы лучше для фильма, а значит, и для ее мужа Никиты…»
Съемки в Днепропетровске длились до 19 октября, после чего группа вернулась в Москву.
Спустя почти месяц, 14 ноября, съемочная группа выехала для продолжения съемок в город Пущино. Стоит отметить, что перед этим Нонна Мордюкова почти месяц провела в больнице с сердечной недостаточностью. А когда съемки возобновились, ей пообещали, что режим работы дня нее будет щадящим. Но актриса сама не согласилась с этим — пользоваться какими-то привилегиями она не умела. И работала на площадке с таким же азартом, как и раньше. Хотя в первые дни сцены у нее были камерными. Так, 15 ноября на территории Института микробиологии снимали эпизод, где Коновалова и Ляпин приходят в гостиницу.
