10 мая в Консультативной ассамблее состоялись прения по вопросу о помощи Сопротивлению во Франции. Я подвел итог наших успехов и неудач: оккупация, репрессии, операции Сопротивления, союзническая помощь.
Затем огласил статут Французских внутренних вооруженных сил и обратился к союзникам с призывом оказать нам поддержку, в которой мы остро нуждались: "Французское Сопротивление поняло значение двух принципов: активности и единства, во имя которых была произведена последняя реорганизация КФЛН. Принцип единства следует развивать и в дальнейшем. Все должны знать: каждый человек с оружием в руках, каждый, кто содействует Сопротивлению, укрывает подпольщиков и помогает им, каждый, кто способствует пропаганде Сопротивления, - является его солдатом. Такие люди и составляют Французские внутренние вооруженные силы.
Две боевые организации - "диверсионные группы" и ФТПФ - одинаково дороги нам и в одинаковой степени заслуживают восхищения. Эти ударные отряды ведут борьбу на переднем крае, наносят удары по промышленным объектам и коммуникациям захватчиков, мстят за наших товарищей, павших под пулями врага. Несмотря на большие потери, которые - увы! - несут эти отряды, они с большой эффективностью ведут борьбу.
Маршал Роммель, которому немцы поручили защиту Западного фронта, отдал приказ собрать сведения о деятельности Сопротивления. Он считает, что свыше 300 тысяч французов ведут подпольную борьбу. В конце января 1944 года фон Рунштедт заявил, что численность ФФИ{28} равна 175 тысячам человек, которые лишь выжидают момента, чтобы нанести удар в спину немцам...
Нашим союзникам не следовало бы забывать, что потери на внутреннем фронте часто гораздо более значительны, чем на других сухопутных фронтах.
Так, в ноябре более 60 тысяч дел вдов и сирот вынесено на рассмотрение Управления по делам ветеранов войны. По данным Виши, количество расстрелянных только в Париже и в его пригородах достигает 76 тысяч. В общей сложности, по данным Виши, 120 тысяч человек расстреляно и 400 тысяч находится в заключении сюда надо добавить всех угнанных в Германию, число которых мы не можем установить...
Ассамблее известно, что, когда я давал согласие занять предложенный мне генералом де Голлем пост, моя основная забота заключалась в том, чтобы выправить неблагополучное положение с вооружением Франции. В одном из моих предыдущих выступлений я дал понять, что сейчас этот вопрос уже не носит такого драматического характера. Союзники сделали большое усилие... Я преклоняюсь перед всеми, кто с полным пренебрежением к смерти принимал участие в этих операциях.
Вооружение Франции обошлось очень дорого для всех, потому что к нему приступили слишком поздно и враг успел принять меры. Ввиду повышенной бдительности врага операции не могли быть проведены так, как неоднократно и настоятельно предлагали КФЛН и Сопротивление. Откровенно говоря, в том, что вооружение Франции не было проведено раньше, повинно длительное недоверие к французскому движению Сопротивления.
Участники Сопротивления, не носящие военную форму, составляют авангард десантной армии и являются в настоящее время единственной военной силой, введенной в бой союзниками на Западном фронте. Необходимо поэтому оказать им тактическую поддержку, в частности авиацией. Уклонение от такой помощи чревато последствиями, которые скажутся и после победы. Бойцы французского Сопротивления отмечают, что некоторые указанные ими немецкие военные объекты не подвергаются ударам, отчего может возникнуть разочарование, которое не рассеет даже победа. Между тем усилия, приложенные мною, чтобы избежать этого, остались напрасными. Необходимо срочно добиться разрешения этой основной проблемы, и здесь поддержка Ассамблеи приобретает огромное значение..."
Приближался день высадки, и в Алжире наступило время исторических фраз. Генерал де Голль встретил меня по возвращении из Лондона весьма холодно: я и Андре Филипп уронили свое достоинство, позволив британским властям произвести осмотр наших вещей и бумаг перед посадкой на самолет, осмотр этот был совершен в соответствии с решением британских властей от 17 апреля. Де Голль предпочел бы, чтобы я остался в Лондоне, отказавшись от обязанностей комиссара внутренних дел, но не примирился с подобным "унижением".
