После войны названые братья уговорили Сигурда провести всю зиму во дворце нибелунгов. Его сердце было полно воспоминаний о Брунгильде, и он мечтал примчаться к ней в Дом пламени и взять ее с собой в то королевство, которое король Гьюки собирался дать ему. Но все же он не мог вернуться к ней, потому что поклялся и дальше оказывать помощь своим побратимам.
Как-то Сигурд ехал в одиночестве и услышал чириканье птиц и понял, о чем они говорят между собой.
А вот Сигурд, — прощебетала одна, — который едет в своем чудесном шлеме, что он взял из сокровищ Фафнира.
И другая сказала:
Он не знает, что с помощью этого шлема он может менять свой облик, как менял его Фафнир, он может выглядеть то одним созданием, то другим, то этим человеком, то иным.
А третья добавила:
Он не представляет, что шлем может делать для него удивительные вещи.
Сигурд вернулся во дворец нибелунгов и за вечерним столом рассказал им, что услышал от птиц. Он показал им этот шлем. И рассказал, как убил дракона Фафнира и как ему достался огромный клад. И его два побратима радовались, что ему выпала такая удача.
Но более драгоценной, чем клад, чем волшебный шлем, была для него память о Брунгильде. Но он ни словом не обмолвился о ней.
Королеву звали Гримхильда. Она была матерью Гуннара и Хёгни и их сводного брата Гутторма. У них с королем была и дочь, чье имя было Гудрун. Надо сказать, что Гримхильда была одной из мудрейших женщин, и, глядя на Сигурда, она понимала, что их гость — величайший воин в мире. Она хотела, чтобы он принадлежал к роду нибелунгов, но не из-за обета побратимства, которым Сигурд обменялся с Гуннаром и Хёгни, а в силу других уз. И когда она услышала о принадлежавшем ему огромном кладе, ее желание, чтобы он стал одним из нибелунгов, еще более усилилось.
Она смотрела на его золотой шлем и на широкий браслет, который он носил, и приняла решение, что Сигурд должен жениться на ее дочери Гудрун. Но ни Сигурд, ни девушка Гудрун не знали о решении Гримхильды.
Королева же, внимательно наблюдая за Сигурдом, поняла, что он хранит в душе некое воспоминание, которое не позволяет ему увидеть влюбленность Гудрун. Гримхильда обладала знанием заклятий и тайных зелий (она была из рода Боргхильдов, чье варево лишило жизни Синфиотли) и знала, что сможет сварить такой напиток, который уничтожит все воспоминания Сигурда. И как-то вечером, когда все пировали во дворце нибелунгов, она вручила Гудрун кубок с напитком и приказала ей поднести его Сигурду.
Сигурд взял кубок из рук прекрасной наследницы нибелунгов и выпил его. Осушив кубок, он поставил его на стол и встал. Теперь среди пирующих он стал казаться человеком, впавшим в глубокий сон. И, как во сне, он пошел в свою комнату, где провел весь день и последующую ночь в полном молчании, и его память будто заснула. Когда он на следующий день ездил верхом с Гуннаром и Хёгни, они спросили его:
-Ты что-то потерял, брат?
Сигурд не ответил им. Потому что он потерял память о валькирии Брунгильде в Доме пламени.
Он посмотрел на Гудрун, и ему показалось, что он смотрит на нее в первый раз. Воздушны были длинные пряди ее волос, нежны были ее руки. Ее глаза были подобны цветам, а походка и речь были мягкими и легкими. И вела она себя с тем благородством, которое подобает принцессе, наследнице королевства. В первый же раз, как она увидела Сигурда верхом на Грани, его боевом коне, с золотым шлемом на золотых волосах, Гудрун влюбилась в него.
И в то время года, когда на озеро прилетают дикие лебеди, Гудрун спустилась к нему посмотреть, как они вьют гнезда. И пока она стояла здесь, из-за сосен выехал Сигурд. Он увидел Гудрун, и красота девушки изменила для него все вокруг. Остановив коня, он стал слушать ее голос, как она пела диким лебедям песню, которую Вьёлунд сочинил для Алвит, своей невесты-лебедя.
И мысли Сигурда теперь были только о Гудрун: он вспомнил ее у озера, где дикие лебеди вили свои гнезда. Он не сводил с нее глаз во дворце, когда она сидела рядом с матерью за вышивкой, когда подавала блюда отцу или братьям, и в сердце его росла нежность к этой девушке.
