Боги и человек (статьи) - страница 93

. Любой, у кого жена была бы хоть раз беременна, знает, как она мучается, особенно в первое время беременности, желанием чего–нибудь такого съесть, а чего – не знает. Какие у нее в это время бывают фантазии насчет еды, причем, за исключением соленых огурцов, у всех – разные. Я даже читал рассказ «Соленый арбуз» забытого, но хорошего писателя на эту тему. И соленый арбуз, потребовавшийся беременной женщине середь зимы в Сибири, где и летом–то их нет, это еще – лучший случай, так как она знала, что ей все–таки требовалось конкретно. В большинстве же случаев это ей совершенно неизвестно, просто хочется чего–нибудь эдакого, чего никак не появляется ни на столе, ни в магазине. И я это пишу к тому, что она ведь в это самое время кормит собой свою личинку. И личинка эта высасывает из нее какой–то химический элемент или целую химическую формулу, без которой сама будущая мать чувствует себя недостаточно комфортно. И хорошо, если это обыкновенный кальций, который можно отколупнуть от стенки деревенской избы и съесть наподобие шоколадной конфетки «Мишка на севере».

Если бы у женщины действовал инстинкт, то она бы точно знала, что она хочет съесть. Но она не знает, исключая натрий, который есть во всем солененьком (NaCl), так как хлор – отрава. А натрий, в свою очередь, требуется ее червячку, например, для развития мозга или временных жабр.

Перейдем к осе. Она ведь чего–то такое тоже истратила на свое яичко, она ведь ловит саранчу вместо чего–то привычного именно тогда, когда она уже готова расстаться со своим яичком навсегда. И она чувствует точно так же как и мать человеческая, что у нее при росте яичка чего–то там не хватало, без чего яичко у нее вышло какое–то некондиционное. И исправить это можно, лишь покушав саранчи, как у нас витаминизированный лимон. Но, так как мы про людей–то слишком мало знаем, то, что же говорить о сфексе, захотевшем поймать для своей личинки саранчу?

На приоритете инстинкта или разума я остановлюсь в другом месте.

Охота и парализация

«Охотник хватает за загривок толстого озимого червяка и держит крепко, не обращая внимания на корчу гусеницы. Взобравшись на спину добычи, оса подгибает свое брюшко и размеренными движениями, не спеша, словно опытный хирург, начинает колоть. Ни одно кольцо не остается без удара стилетом. Аммофила знает сложное строение нервного аппарата своей добычи и наносит гусенице столько же уколов, сколько у той нервных узлов». Потом Фабр детализирует:

«- гусеница схвачена за загривок. Вот она быстро колет жалом в грудь, начиная с третьего и кончая первым кольцом;

— теперь, когда гусеница потеряла большую часть подвижности, аммофила, не спеша, колет одно кольцо за другим. Гусеница неподвижна, и только челюсти ее движутся, челюсти ее примерно как для нас гильотина;

— аммофила схватывает гусеницу челюстями за загривок и минут 10 мнет челюстями место сочленения головы к первому грудному кольцу. Движения челюстей резки, но размеренны, словно оса каждый раз проверяет их воздействие. Их было столько, что я устал считать. Когда они прекратились, челюсти гусеницы больше не двигались».

Затем Фабр восклицает: «Кто научил их этому искусству? Когда молодая оса, разорвав свой кокон, выходит из своей подземной норки, ее предшественники, у которых она могла бы научиться, давно умерли. И сама она умрет, не увидев своих детей. Примерно как мы рождаемся, умея сосать грудь».

Я пока не буду останавливаться на том, зачем оса мнет затылок гусеницы. Фабр это потом объяснит сам. Я лучше остановлюсь на опытном хирурге. Если проведение этой сложнейшей операции принять за инстинктивное, то, несомненно, бог есть! Ибо никто другой не может написать на жестком диске осы эту программу, такую безукоризненную. И всем священникам, включая патриархов всех родов и конфессий, надо ежедневно цитировать нам, дуракам, эти строки.

Но дело в том, что есть особенности, каковые я перескажу своим языком:

1) Нередко оса парализует грудь только двумя уколами, иногда она колет даже один раз.

2) Если оса колола не все грудные кольца при первом нападении, она сделает это потом. Иной раз я видел, что три грудных кольца были уколоты дважды: в начале нападения и позже, на втором этапе.