Самолёт сперва завис над воротами, но потом резко взял курс на толпу детей, уходящих по полю в сторону леса. Те оборачивались, показывали руками в сторону ярко блистающего на утреннем солнце фюзеляжа… внезапно я почувствовал, что добром это не кончится… Кажется точно такие же чувства возникли у воспитателей. Они что-то закричали, замахали руками… Но было уже поздно. Самолёт завис над группкой у самой кромки поля, немного покачал крыльями и… все, кто там стоял, схватились за головы и попадали в снег.
— Неееет!!! — закричала одна из нянечек и побежала в сторону корчившихся детей, разрывая на себе одежду, за которую цепляли её подруги.
Остальные работники Интерната закричали, но остались стоять на месте. Сирена с Артуром держались более сдержанно, но, видимо, также были в некотором замешательстве. Директор посмотрел в мою сторону, и я прочёл на его лице ужас и непонимание того, что происходит. Казалось, мир в этот момент навсегда для него перевернулся. Он не знал, кому верить, кто виноват и, что самое главное, что теперь ему делать и как жить с этим. Сканеры хаотично метались между местом трагедии и толпой, закативших истерику женщин.
В это время самолёт отлетел в сторону от трупов и приземлился, расплавляя своими соплами проталины. Ко мне быстрым шагом направлялись Верховцев и компания ботов-охранников. Только сейчас я вспомнил, что в какой-то момент они пропали у меня из глаз, хоть и находились всё время в зоне видимости. Я мог поклясться, что в фоновом режиме, наблюдая за перемещением стеллс, запечатлел стоявших неподалёку от людей нескольких ботов… которых тут просто не могло быть!
Сзади раздался хриплый бас:
— Ни хака сибе!
Я обернулся и увидел нашего водилу, протирающего заспанные глаза кулаками.
— Быстро! В машину, — властно скомандовал подошедший профессор, и мы без лишних слов подчинились.
Машина была заведённой и без лишних промедлений стартовала с места. Пара сканеров всё же увязалась за нами — не удалось их полностью отвлечь событием.
— Что произошло? — спросил я у Верховцева, сидя на заднем сидении и периодически оглядываясь в сторону Интерната и самолёта.
— Мы создали у них иллюзию, что находимся там, среди детей… это было сложно, но мы сконцентрировали все свои ресурсы.
— Так вы заранее знали, что они хотели нас убить? — я приглушил голос, поглядывая на водителя.
— Водитель нас не слышит. Можете не волноваться. Что же касается наших нежданных гостей, то об их намерениях можно было лишь догадываться. Наверняка никто не мог бы сказать.
— И зачем это всё?!!! — я уже себя не сдерживал и почти кричал. — Зачем нужны были эти смерти? Это же дети!!!!!
— Посмотрите на ситуацию не как на проблему, а как на возможность, — его флегматичный голос продавца подержанных автомобилей бесил меня ещё больше. — Одним ударом мы решили сразу несколько задач — спасли себя от преследования и показали всем истинное лицо наших противников — на глазах у всего мира они совершили жестокое, хладнокровное убийство.
— Это ВЫ совершили жестокое! Хладнокровное! Убийство!
— Обычная манера всех людей — обвинять кого угодно, лишь бы заглушить голос собственной совести. Мы не можем причинить вред людям. Этого никогда не позволит наша программа.
— Ага… рассказывай! Ещё давай соври что-нибудь про те боеголовки, предназначенные для поражения кометы, и которые вы хотите умыкнуть.
— Вы ничего не знаете о нас, и потому приписываете нам те же самые мотивы и способы решения проблем, которые присущи вам лично и человечеству в целом.
— И зачем же вам тогда это оружие, если вы не собираетесь его применять?
— Всё очень просто, — тихо и спокойно он открыл мне глаза на ситуацию. — Чтобы люди решили, что мы собираемся его применить.
Вот тут я уже начал остывать. А ведь они правы. Это же элементарно. Нам людям не нужно много повода, чтобы увидеть в таком поступке намерение развязать войну. И на этом они нас и поймают. Автомобиль бешено нёсся по просёлочной дороге, подпрыгивая на кочках и ухабах. Водителя, видимо, гнал страх, и его можно было понять. Только он не знал, что настоящий источник опасности он везёт в своём собственном фургоне.