Нас встретила пожилая горничная в хрустевшем крахмалом форменном платье, и тут же появился англичанин-дворецкий, который повел нас в гостиную на втором этаже. Атмосфера там была довоенная, даже, пожалуй, напоминавшая последние годы девятнадцатого века, и, когда мы тяжело, как на похоронах, шагали вверх по лестнице, меня бросало в дрожь от мрачных натюрмортов, развешанных поверх оливково-зеленых обоев.
— Мисс Слейд, мадам, — объявил дворецкий, открывая двустворчатую дверь.
Я вошла в большую светлую комнату, окна которой выходили на площадь с одной стороны и в узкий и длинный, обнесенный стеной сад — с другой. Пол был покрыт персидским ковром, в шкафах сиял китайский фарфор, а на стенах висели картины английских художников! Я недоверчиво всматривалась в полотно Тёрнера, когда услышала спокойный и властный женский голос:
— Мисс Слейд! Я вам так рада! Здравствуйте!
Элизабет была высокой женщиной, когда-то, вероятно, стройной. Даже теперь она была не тучной, а просто внушительной, что обычно для женщин среднего возраста. Она была консервативно одета в темно-синее платье, ее открывавшие лицо волосы, уложенные в тяжелый узел, были серыми, как и глаза, а рот под царственным носом был волевым и твердым. В ней, казалось, так полно воплощались достоинства римской матроны времен ранней Республики, что я поначалу забыла, что за долгую замужнюю жизнь у нее было два неверных мужа.
— С вашей стороны было так мило пригласить нас, госпожа Клейтон…
Мы обменялись рукопожатием. Она за две секунды окинула меня подобающим гостеприимным взглядом, и, не замечая Мэри, повернулась на секунду к Элану.
— Хэлло! — обратилась она к нему, но раньше, чем он успел спрятаться за юбку Мэри, уже обернулась и широким жестом указала на софу. — Садитесь, пожалуйста. Я велела подать чай в сад — сегодня намного холоднее, и, наверное, детям будет приятнее поиграть на воздухе. Мы спустимся, когда у Джексона будет все готово. Кстати, как вам нравится наша нью-йоркская погода? Довольно изнурительная, наверное, в сравнении с английским летом?
Сначала мы поговорили о погоде, потом о Нью-Йорке. Она вела себя вполне непринужденно, как если бы ей было совершенно чуждо чувство неловкости, и к тому времени, как мы стали спускаться по лестнице, я уже отказалась от своих предвзятых представлений. Кем бы ни была Элизабет Клейтон, она вовсе не казалась патетической старухой.
Я быстро подавила чувство тревоги, с которым вошла в ее дом.
Она снова попыталась заговорить с Эланом, но, понимая, что он слишком застенчив, мудро оставила его в покое.
— Брюс в этом возрасте тоже был очень застенчивым, — заметила она. — Я это очень хорошо помню.
Словно смущенный этим сравнением, Элан крепко сжал в руке пирожок, из которого выдавился джем, и попросил разрешения выйти из-за стола.
— Не раньше, чем закончишь, дорогой.
Он тут же соскользнул со своего стула и, не выпуская из руки пирожок, вприпрыжку убежал в дальний конец сада.
— Элан! — раздраженно воскликнула я, а Мэри побежала ему вдогонку, но Элизабет сказала:
— Пустяки — он славный мальчик. Скажите, это мне просто кажется, или он действительно немного похож на Пола?
— Я думаю, что некоторое сходство есть.
— Наследственность всегда так загадочна, не правда ли? Еще чаю? — она потянулась к серебряному чайнику. Над кексами жужжала муха. Сияло солнце. В небольшом саду было тепло, и он казался сонным. — Пол пошел в отца, — тихо говорила Элизабет, подливая мне чай. — Ван Зэйлы — семья красавцев, но, к сожалению, сестра Пола, Шарлотта, была вся в мать, и выглядела простовато. Но женщины в этой семье были очень умными. Несомненно, это объясняет, почему Пол, в противоположность большинству мужчин, так легко находит общий язык с сильными, умными женщинами. Это должно быть, пугало его, когда он был моложе — разумеется, поэтому он и женился в первый раз на девушке ниже его и по положению, и в интеллектуальном смысле. Но как только он убедился, что сильнее и умнее своих матери и сестры, у него пропал интерес к тупым женщинам… Еще кекс, мисс Слейд?
Я отказалась от кекса, но не от интереса к ее воспоминаниям, которыми она так охотно делилась со мной.
