Она шаталась от неудовлетворенного страстного желания этого последнего взрыва аплодисментов, приготовленных для звезды, которые должны были принадлежать ей. Единственный раз и для всех она хотела быть именно той, которая прижмет этот самый заветный букет цветов к своему сердцу и расплачется после представления, потому что будет гордиться своим успехом, потому что публика любит ее и потому что она сама, любит себя. Это было видение, которое никогда не осуществится.
Овации нарастали, и вместе с ними нарастало беспокойство Пейдж. Некоторые зрители начали вставать, и продолжали аплодировать стоя. Пейдж наблюдала, как остальные последовали их примеру. Этого ждали все артисты.
Она чувствовала слабость в ногах. Они ныли, но не от напряжения мышц, а от страха. Господи, какой же высокомерной она была. Но откуда в ней такая нахальная самоуверенность? Не подменяла ли она одну фантазию другой?
– Почему я не могу поставить перед собой нормальную цель?
– Потому что ты сама – ненормальная. – Такой простой ответ дал ей парень из труппы, когда перед началом шоу они сидели в гримерной, и Пейдж в последний раз поправляла себе усы.
Они – ее друзья, ее братья по духу, такие же эксцентричные и непростые, как и их отношения. И она крепко сжимала их руки, стремительно выбегая для очередного поклона. Теперь Пейдж была звеном и двигалась как единое целое со всей цепью, а не сама по себе.
«Прекрати рыдать, ты, ничтожество», – сказала она себе, чувствуя, что ее грим летит к чертовой матери, вместе с грязным потоком, в который превращается толстый жирный слой краски на лице.
Она даже не могла вытереть слезы, потому что ее руки сжимали руки соседей.
Сегодня с утра кто-то рассказывал, что на днях затевается новая «мыльная опера», и Пейдж размышляла, не отложить ли отъезд на день или два, чтобы попробоваться на роль. Если она ее получит, то будет зарабатывать достаточно денег, чтобы переехать в Верхний Вест Сайд. Жить там – ее заветная мечта. Она могла бы скорректировать свои планы. Поступить в новый класс актерского мастерства. Может быть, съездить на каникулы в Европу. Обновить гардероб. А если она получит эту роль, то будут и другие. В конце концов, она прорвется. Она будет «принята» телевидением. До свидания, ряды кордебалета, здравствуй, национальное телевидение. У нее было предчувствие по поводу именно этой роли, именно этого шоу. Возможно, это судьба. Возможно, именно потому, что она планировала завтра уехать, и потому, что не слишком серьезно стремилась к этой роли, на этот раз она ее действительно получит. Аплодисменты стихали, но сердце Пейдж колотилось все сильнее. Одна лишняя проба – что она теряет, в самом деле?
У нее было обязательство перед Тори и Сьюзен. Но они могут поехать и без нее. Конечно, они поймут. Если бы Тори осталась в Атланте, из-за того что Тревис «сломался» и сделал ей предложение, Пейдж была бы только рада за нее. Кроме того, она оказала им обеим большую любезность, изменив их жизнь к лучшему. Пейдж останется в Нью-Йорке и станет сенсацией на телевидении. Сьюзен и Тори переедут в Беверли Хиллз, как запланировано, встретят своих миллионеров и выйдут за них замуж. И они все «будут жить счастливо и умрут в один день».
Но чего же на самом деле хотела Пейдж? Конечно, она могла бы сделать себе карьеру на телевидении в Лос-Анджелесе, может быть, даже гораздо легче, чем в Нью-Йорке. И к тому же ведь она уже решила всё это бросить? Ее карьера была столь же бесперспективна, как и роман Тори.
Было около трех часов утра, когда она в конце концов вернулась домой с прощальной вечеринки, которую устроили для нее друзья-актеры. Дом, в котором находилась ее квартира, был темным и жарким. В нем постоянно стоял запах из китайского ресторанчика, расположенного на первом этаже и торговавшего едой на вынос. Зимой этот запах был не таким сильным, но в июле и августе подъем на маленьком лифте становился тошнотворным примерно до восьмого этажа. Слава Богу, квартира Пейдж – на десятом.
Отперев несколько замков, она распахнула дверь и вошла в квартиру, сейчас почти пустую. За этот уикенд она продала всю обстановку, картины, старую одежду и посуду. Все, что осталось в этом крошечном месте – спальный мешок, который она одолжила у парня, жившего через коридор, подушка, кофеварка, телефон, который завтра будет отключен, но пока еще соединен с автоответчиком, маленькая кучка одежды, раскрытая шкатулка с косметикой и две спортивные сумки, упакованные для Лос-Анджелеса.
