И репка была съедена с тем же аппетитом.
– - Да ты у меня совсем молодец!.. -- хвалил старик.
Когда совсем рассветало, в дверь послышался стук, и тоненький детский голосок проговорил:
– - Дедушка, отвори… Смерть как замерзла!..
Богач отворил тяжелую дверь и впустил в избушку девочку лет семи. Она была в громадных валенках, в материнской кацавейке и закутана рваным платком.
– - Ах, это ты, Ксюша… Здравствуй, птаха.
– - Мамка послала тебе молочка… не тебе, а зайцу…
– - Спасибо, красавица…
Он взял из покрасневших на морозе детских ручонок небольшую крынку молока и поставил ее бережно на стол.
– - Ну, вот мы и с праздником… А ты, Ксюша, погрейся. Замерзла?
– - Студено…
– - Давай раздевайся. Гостья будешь… Зайчика пришла посмотреть?
– - А то как же…
– - Неужто не видала!
– - Как не видать… Только я-то видела летних зайцев, когда они серые, а этот совсем белый у тебя.
Ксюша разделась. Это была самая обыкновенная деревенская белоголовая девочка, загорелая, с тоненькой шейкой, тоненькой косичкой и тоненькими ручками и ножками. Мать одевала ее по-старинному -- в сарафан. Оно и удобно и дешевле. Чтобы согреться, Ксюша попрыгала на одной ноге, грела дыханием окоченевшие ручонки и только потом подошла к зайчику.
– - Ах, какой хорошенький зайчик, дедушка… Беленький весь, а только ушки точно оторочены черным.
– - Это уж по зиме все такие зайцы, беляки, бывают…
Девочка села около зайчика и погладила его по спинке.
– - А что у него ножка завязана тряпочкой, дедушка?
– - Сломана лапка, вот я и завязал ее, чтобы все косточки срослись.
– - Дедушка, а ему больно было?
– - Известно, больно…
– - Дедушка, а заживет лапка?
– - Заживет, ежели он будет смирно лежать… Да он и лежит, не ворохнется. Значит, умный!..
– - Дедушка, а как его зовут?
– - Зайца-то? Ну, заяц и есть заяц, -- вот и все название.
– - Дедушка, то другие зайцы, которые здоровые в поле бегают, а этот хроменький… Вон у нас кошку Машкой зовут.
Богач задумался и с удивлением посмотрел на Ксюшу. Ведь совсем глупая девчонка, а ведь правду сказала.
– - Ишь ты, какая птаха… -- думал он вслух. -- И в самом деле, надо как-нибудь назвать, а то зайцев-то много… Ну, Ксюша, так как его мы назовем… а?
– - Черное Ушко…
– - Верно!.. Ах ты, умница… Значит, ты ему будешь в том роде, как крестная…
Весть о хромом зайце успела облететь всю деревню, и скоро около избушки Богача собралась целая толпа любопытных деревенских ребят.
– - Дедушка, покажи зайчика! -- просили.
Богач даже рассердился. Всех пустить зараз нельзя -- не поместятся в избе, а по одному пускать -- выстудят всю избу.
Старик вышел на крылечко и сказал:
– - Невозможно мне показывать вам зайца, потому он хворый… Вот поправится, -- тогда и приходите, а теперь ступайте домой.
III
Через две недели Черное Ушко совсем выздоровел. Молодые косточки скоро срастаются. Он уже никого не боялся и весело прыгал по всей избе. Особенно ему хотелось вырваться на волю, и он сторожил каждый раз, когда открывалась дверь.
– - Нет, брат, мы тебя не пустим, -- говорил ему Богач. -- Чего тебе на холоде мерзнуть да голодать?.. Живи с нами, а весной -- с богом, ступай в поле. Только нам с Еремкой не попадайся…
Еремка, очевидно, думал то же самое. Он ложился у самой двери, и когда Черное Ушко хотел перепрыгнуть через него, скалил свои белые зубы и рычал. Впрочем, заяц его совсем не боялся и даже заигрывал с ним. Богач смеялся до слез над ними. Еремка растянется на полу во весь рост, закроет глаза, будто спит, а Черное Ушко начинает прыгать через него. Увлекшись этой игрой, заяц иногда стукался головой о лавку и начинал по-заячьи плакать, как плачут на охоте смертельно раненные зайцы.
– - И точно младенец, -- удивлялся Богач. -- По-ребячьи и плачет… Эй ты, Черное Ухо, ежели тебе своей головы не жаль, так пожалей хоть лавку. Она не виновата…
Эти увещания плохо действовали, и заяц не унимался. Еремка тоже увлекался игрой и начинал гоняться по избе за зайцем, раскрыв пасть и высунув язык. Но заяц ловко увертывался от него.
– - Что, брат Еремка, не можешь его догнать? -- подсмеивался над собакой старик. -- Где тебе, старому… Только лапы понапрасну отобьешь.
