-- У родителей видишь ли! Готова побиться об заклад, что лжет!
Больше до конца недели Хьюго к телефону не подходил. Сибилла вернулась из Флориды к вечеру в субботу. Очень красивая сходила с трапа самолета -- в новой шубе, подаренной отцом. Хьюго, чтобы скрыть рану, на голове нанесенную ударом полицейской дубинки, купил шляпу -- прикрыть череп по крайней мере в аэропорту, где полно народу. Прежде он никогда не носил шляпу и искренне надеялся, что Сибилла не заметит разительной перемены в стиле его одежды. Она и в самом деле не заметила.
А дома, когда он снял шляпу, она не обратила внимания и на шрам, хотя разрез, примерно дюйма четыре, легко просматривался через волосы, стоило только посмотреть повнимательнее. Весело щебетала о Флориде -- о тамошних великолепных пляжах, постоянно меняющемся цвете морской воды, бегах фламинго... Очень рад, заверил ее Хьюго, что она хорошо провела время, и ему ужасно нравится ее новая шуба. Сибилла устала в дороге и собиралась лишь слегка перекусить и поскорее залечь спать. Такая идея Хьюго понравилась: не хотелось сейчас видеть никого,-- ни знакомых, ни незнакомых.
Около девяти вечера Сибилла принялась зевать и пошла в спальню раздеваться. Хьюго опрокинул три стаканчика бурбона, чтобы не казаться Сибилле не таким, как обычно, слишком рассеянным,-- к чему ей лишние беспокойства? Стелить она себе стала на кушетке в гостиной.
Всю неделю время от времени Хьюго вспоминал мучительный для него низкий смех, доносившийся из окна Сильвии, и от этого любая мысль о сексе становилась противной. Чувствовал даже какое-то непривычное онемение в нижней части живота и сомневался, сможет ли еще заниматься любовью с женщиной. "Могу поспорить,-- мрачно размышлял он,-- что я единственный мужчина в истории, ставший импотентом от женского смеха".
Жена вышла из спальни, когда он взбивал подушку. Прозрачная черная ночная рубашка, не скрывала ее прелестей.
-- Сладенький мой! -- укоризненно бросила она.
-- Сегодня же суббота,-- попытался оправдаться Хьюго, продолжая боксировать с подушкой.
-- Ах вот оно что!
Ни за что не скажешь, что его жена беременна,-- стоит, в своей соблазнительной рубашке, на пороге, медлит, не уходит...
-- Видишь ли,-- промычал Хьюго,-- субботняя ночь, разгар спортивного сезона...-- К тому же я, так сказать, приноровился к заданному ритму -- сплю тут один...
-- Но ведь завтра нет игры, Хьюго! -- В голосе Сибиллы прозвучали нотки нетерпения.
Ну разве устоишь против такой логики?
-- Ты права дорогая,-- согласился Хьюго и покорно пошел за ней следом в спальню -- будь, что будет. Если он в самом деле импотент, так этого не скроешь, рано или поздно узнает...
Но все его страхи оказались напрасными, может, все дело в трех стаканчиках бурбона, кто знает. В постели они приближались к оргазму, как вдруг Хьюго испугался -- не хватил бы жену инфаркт: так часто дышит, хватая широко раскрытым ртом воздух... Но и во время последних, отчаянных своих и ее телодвижений не мог не слышать, о чем она думает: "Зря я все же не купила это зеленое платье у Бонвита.-- Ее задумчивый, спокойный голос звучал у него в ушах где-то чуть ниже барабанной перепонки.-- А вот без пояса можно и обойтись. А еще -- распороть старую норковую шляпку и сделать из нее манжеты для той старой, выцветшей тряпки -- бывшего платья. Меховые отвороты...
А будут бросаться в глаза мои костлявые запястья..."
Хьюго завершил свои супружеские обязанности; Сибилла только счастливо вздохнула: "Ах!" -- поцеловала его и тут же заснула, чуть похрапывая. Долго он лежал с открытыми глазами, время от времени поглядывая то на запястья жены, то на потолок и раздумывая о супружеской жизни.
Когда он проснулся, Сибилла еще спала; он не стал ее будить. Откуда-то издалека до него доносились звуки церковных колоколов -- такие манящие, чистые, незамысловатые и понятные, они обещали умиротворение страдающим, мятущимся душам. Хьюго вылез из постели, принял душ, оделся быстро, но ничего не упуская в своем туалете, и помчался в церковь за утешением.
Сел на заднюю скамью у прохода, расслабился,-- как успокаивают звуки органа и молитвы в это воскресное утро, как обволакивает церковная обстановка -- веры и отпущения грехов...
