Понятен восторг математиков и физиков-теоретиков, вызываемый математическими чудесами и тем, как неожиданно, а иногда даже вопреки всякому здравому смыслу им находится удачное практическое применение. Из-за этого они (за некоторыми заслуживающими внимания исключениями, о которых я упомяну) начинают рассматривать уравнения и другие объекты математики как элементы реальности. Они придерживаются идеи, впервые высказанной Платоном (438–427 годы до н. а), согласно которой все то, что мы видим, — это всего лишь тени или отражения истинной реальности, которая существует в мире идей.
Я с этим не согласен. Подход, которого я строго придерживаюсь, заключается в том, что только путем наблюдений мы можем получить информацию об окружающем мире. Модели, которые мы строим на основании этих наблюдений, — это просто попытки рационально осмыслить наблюдения и найти им практическое применение. Модели могут включать в себя математические абстракции, но было бы ошибкой полагать, что эти абстракции имеют хоть какое-то отношение к объективной реальности, лежащей за явлениями, которые мы можем познать с помощью чувств или приборов. Разумеется, хорошая модель должна иметь связь с реальностью. Но у нас нет возможности узнать, какова эта связь. Более того, принятые модели постоянно заменяются новыми, более совершенными. Как же тогда они могут представлять абсолютную реальность?
Нам следует четко разграничивать объекты в рамках моделей и их измеряемые показатели, чего многие ученые, к сожалению, не делают. Сюда входят основные понятия: пространство, время, масса и энергия. В научной практике их измеряют операционально, то есть посредством тщательно установленных воспроизводимых измерений. Таким образом, время — это то, что показывают часы. Температура — то, что показывает термометр. Все эти понятия придумали люди, чтобы количественно измерить результаты наблюдений. Внеземной разум, возможно, придумал бы другие определения. Но и наши, и их понятия вряд ли будут в точности соответствовать элементам реальности.
Не считая божественного откровения, научных данных в поддержку которого не имеется, я не знаю метода, которым можно определить, что на самом деле реально. Все, что нам остается, — это совершенствовать технику наблюдений и описывать их с помощью все более точных моделей.
Хотя физические модели и созданы человеческим разумом, они не субъективны. Если они не согласуются с данными объективных наблюдений, их списывают со счетов. В этом отношении физические модели не являются порождением общества, как пытались утверждать сторонники ныне забытой философии социального конструкционизма. Мои слова часто искажают, не приводя прямой цитаты, а говоря, будто бы я утверждал, что «между реальностью и моделью отсутствует связь». Позвольте мне, насколько возможно, прояснить этот момент. Если модель согласуется с объективными данными, то она имеет некоторое отношение к реальности. Просто мы не в состоянии выяснить, соответствуют ли элементы этой модели каким-либо существующим элементам реальности.
Многие аргументы в поддержку существования мира, недоступного чувственному восприятию, приводимые как богословами, так и учеными-теоретиками, основаны на представлении о том, что можно познавать реальность с помощью чистого разума, в отрыве от каких-либо эмпирических данных. Деятельность разума часто ассоциируется с дедуктивной логикой, однако она включает и другие методы, например индукцию. Но путем дедукции невозможно познать ничего из того, что не отражено в исходных условиях. В лучшем случае она позволяет проверить, согласуется ли высказывание с предпосылками.
Что касается других форм чистого разума, то на протяжении столетий ни один доказуемый факт не был установлен с помощью работы одного только разума или же мистического опыта. Этого достаточно, чтобы исключить его из игры наряду с божественным откровением, равным ему по продуктивности.
В этой книге я затрону сферы компетенции множества специалистов, куда лучше меня разбирающихся в своих предметах. Среди них история, философия, теология, теоретическая физика, астрономия и космология. Эти специалисты по своему обыкновению наверняка будут жаловаться на то, что реальные факты намного сложнее, и скажут, что я слишком упрощаю. Разумеется, никто не может быть экспертом во всем. В то же время я полагаю, что все эти предметы окажутся более простыми или как минимум менее загадочными, чем заявляют специалисты, если мы ограничимся лишь их эмпирическими проявлениями. То, что сегодняшние теоретики называют глубокими проблемами, как правило, имеет больше отношения к их собственным теориям, нежели к наблюдаемым фактам. Квантовая механика — показательный пример теории, которая согласуется со всеми экспериментами в течение уже почти столетия, но люди все еще спорят о том, «что это значит», так и не приблизившись к консенсусу.
