— А, чего тут уговаривать! — махнул Ёжо. — Не хочет, пусть катится. Только если проболтается!..
— Сразу — катится! — обиделся Тоно. — Я просто к тому, что никто же по-настоящему не знает, где она спрятана.
— Вот и хорошо, что не знают, — сказал Цирил. — Знали, так давно бы какие-нибудь жулики нашли…
— Но почему вы ищете ее тут, а не в другом месте? — упорствовал Тоно.
— Да ты посмотри хорошенько! Посмотри! — уже горячился Цирил. — Видел сосны да буки на самой середине тропы? По скольку им лет?
— Есть такие, что по двести будет, — заметил Ёжо.
— Значит, тропа эта появилась давным-давно. Верно?
— Верно, — как эхо, отозвался Тоно.
— А кто мог ее так глубоко притоптать в каменной горе? Я тебя спрашиваю: кто?
— Яношик, — глядя на глубокую тропинку, сказал Тоно, — только у него и у Суровца была такая походка.
— То-то же! — обрадовался Цирил.
Гриша лукаво улыбнулся: тропка была размыта весенними дождевыми водами.
— А этот камень? — Цирил подскочил к камню, на котором вечером сидел Гриша. — Камень этот ничего тебе не говорит?.. Совсем ничего? Эх, ты! Сам Яношик сидел на нем, как в кресле, и судил мадьярских князей да всяких богачей-мучителей! А в эту пропасть бросал их одного за другим, словно котят. Посмотри вниз, посмотри!
— Вижу, — кивнул Тоно, однако в пропасть смотреть не стал.
Цирил отполз в угол пещеры и вынес пару огромных почерневших лаптей, выгнутых из целых кусков толстой сыромятины. Гриша видел такие лапти на ногах некоторых лесников и знал, что называются они поршнями.
— А на это что ты скажешь? — спросил Цирил, торжественно поднося лапти к самому носу маловера. — С чьей ноги эти поршни?
— Эти поршни, может… может… даже самого Яношика, — ответил Тоно и решительно подставил указательный палец правой руки. — На, коли!
— Не эту! — оттолкнул Цирил. — Левую, от сердца.
— Цирил, а еще скажи… только одно слово… — протягивая левую руку, сказал Тоно. — Когда найдем валашку, тогда что?
— Пойдем к ружомбергским партизанам.
— Коли! Хоть сто раз коли!
Ёжо подбросил хвороста. Костер вспыхнул ярче, торжественнее.
Цирил поплевал на палец новичка, старательно вытер его рукавом рубашки и наколол иголкой. Пламя костра слегка колебалось, и длинные тени ребят качались по стенке пещеры.
Кровью, выступившей из пальца, Тоно начертил крест под своим именем.
Гриша улыбнулся, вспомнив и свои мальчишеские клятвы. Теперь он был твердо уверен, что с этими парнишками можно смело разговаривать.
Закончив таинство клятвы, мальчишки взялись за кирки и принялись долбить стену пещеры, расширяя вход.
«Гуу-ух!» — далеко в горах прокатился глухой, тяжелый взрыв. Ребята побросали работу, замерли.
— В Ружомберге, — настороженно подняв указательный палец, сказал Цирил.
— Партизаны! — со священным трепетом в голосе прошептал Ёжо. — Мост взорвали.
— Склад боеприпасов! — уточнил Цирил.
И вдруг как бы в подтверждение этих слов на северо-востоке взметнулось зарево. Взметнулось ярко, потом немного осело, расширилось, потемнело и снова брызнуло высокими кровавыми фонтанами.
«Наверное, поезд с бензином полетел под откос. Цистерны рвутся и вспыхивают», — решил Гриша и уже вышел из своей засады, намереваясь заговорить с ребятами, как вдруг где-то внизу послышался топот. Понять, кто идет, было невозможно: в горах шорох маленькой птички иногда кажется гулом, а топот коня едва слышен.
— Цирил, — зашептал Тоно, — сюда бегут!
— Глупости! Кто может знать, что мы тут?
— Да ты прислушайся!
Внимательнее всех прислушивался Гриша: появление нового человека срывало все его планы.
За скалой раздался звонкий девичий голос:
Гей, горэ гай. Долэ гай.
Гаем, долэм ходник,
Мой отец был добжи,
Я мусим быть збойник.
«Девушка? Ночью в горах? Да еще с разбойничьей песней, — удивился Гриша. — Пожалуй, такая же стрекоза, как Галя», — вспомнил он свою школьную подругу, Галю Лесовскую.
На скале, как взмах крыла вспугнутой птицы, пронеслось белое платье. Через мгновение оно мелькнуло уже в другом месте. Девушка легко перепрыгивала с камня на камень. Роста она была невысокого, но, видимо, сильная, ловкая. По виду Гриша дал бы ей не больше шестнадцати лет.
