— Врач Золотарев, — сказал я.
— Вот! Но треба обмозговать. И еще заранее, студент, скажу: беседовать ты с Андриевским не будешь ни одной минуты. Он волк, лиса, мигом тебя раскусит и уйдет. Будем брать его сразу, как только он появится в доме Золотарева. Операцию разработаем позже. А сейчас вот что: изучи-ка ты, студент, расположение наших и белых войск на Южном фронте. Изучи хорошенько, — серьезно добавил он. — Схема полуторанедельной давности. Волноваха и Мариуполь были еще наши. Запомни, обмозгуй. На тот случай, ежели сегодня вдруг столкнешься у красотки с кем-нибудь из ихних. Ты в Крыму бывал?
— Нет, не приходилось.
— Не беда. Говори, что ты был в армейской разведке генерала Дроценко. Оттуда тебя перевели в Мелитополь. Можешь сказать, что как раз тогда приехал сам барон Врангель. Будет спрашивать об офицерах разведки, улыбнись, дай понять, мол, о подобных вещах сообщать нельзя. В разговоре скажи, мол, генерала Кутепова знавал, когда он был еще корпусным командиром. И тому подобное.
Когда я изучил схему расположения войск, Потапов сжег ее в печке, а пепел разметал кочергой. И теперь я представлял себе позиции второй армии генерала Дроценко, растянувшиеся вдоль левого берега Днепра, от Никополя и до самого Херсона. Только возле Каховки наши держали плацдарм на левом берегу реки. В этом месте белые сосредоточили танки. И бросили сюда корниловскую дивизию. На север же и на восток рвались дивизии первой армии генерала Кутепова. И на восточных позициях положение было крайне тяжелым.
«Хвост» за собой я так и не заметил. Листья кленов на Садовой улице уже желтели и опадали. Мальчишки запускали змея. Старик, которого я видел впервые появившись здесь, сидел на лавочке. Сегодня он мне показался почему-то подозрительным. Пират лежал возле будки. Увидев меня, он вильнул хвостом, поднялся. Я бросил ему сосиску.
Лидия лежала в саду в гамаке, привязанном к стволам яблонь. Я прикинул, что место выбрано удобное: она могла видеть и двор, и входную калитку, и калитку в заборе, ведущую в проулок.
Она лежала, прикрыв глаза, и когда я подошел, протянула руку. Лицо ее казалось спокойным.
— Я знала, что ты именно сейчас придешь, — проговорила она, улыбаясь.
— Как же ты узнала, что я именно сейчас приду? — Я отпустил ее руку и стоял. Но вдруг мне захотелось схватить ее, сильно сжать, тряхнуть. И потребовать немедленного признания: за кого на самом деле она меня принимает?
— А я много предчувствую, Ваня, — сказала она, не меняя позы. — И знаешь, я ужасная фантазерка. Я в гимназии училась и всегда фантазировала. Помню, учили историю Франции, и я воображала себя Жанной д’Арк…
— Никто не появлялся из наших? — спросил я.
В ответ она вскинулась, будто ее вышвырнула из гамака какая-то сила.
— Ваня, Ваня, дорогой мой! Никого не было, никого я не хочу видеть, никаких Андриевских я не хочу больше знать вместе с их планами! Убежим отсюда, Ваня! Уедем за границу! Когда отец отправлял меня в Кореновскую, отдал чемоданчик с фамильными драгоценностями. Их много, очень они дорогие. А кончится здесь драка, мы вернемся!
Все лицо ее было мокро от слез. Она дрожала.
— Успокойся, успокойся, все будет хорошо, — шептал я.
Неожиданно она оттолкнулась от меня, бросилась к дому. Когда я вбежал в дом, в комнатах ее не нашел. В кухне я увидел под сдвинутым в сторону столом открытый люк в подпол. Лестницы не было. «Неужто прыгнула туда?» — мелькнуло в голове. Она швыряла в стороны ведра, банки.
— Найдем, сейчас найдем, Ваня, — говорила она, — и ночью убежим, уедем.
В погребе было темно. Я поймал ее руки, притянул к себе.
— Лидия, Лидия, — твердил я. — Успокойся же наконец! Нельзя так!
Она прижалась ко мне.
— Ванюша, я за тебя боюсь, миленький мой, дорогой мой! Я за себя теперь не боюсь, я ничего не хочу и не боюсь, Ваня! Но тебя могут убить! Убьют тебя!
— Кто? Кто убьет?
— Я не знаю, но я предчувствую. Должно случиться что-то ужасное!
Кое-как я ее успокоил. Нашарил лестницу, мы выбрались. Я отнес ее на диван. Мы смотрели друг на друга некоторое время.
— Уедем? — произнесла она.
— Ну вот, — отвечал я, — ты и успокоилась. И отлично. И уедем с тобой, уедем куда-нибудь.
