- Так у вас не всегда так темно что ли? – поднял брови Серафим. – А я думал – «Темная ночь» и все такое…
- Мущина-а! Думать надо. И все тако-о-е.
- А почему в зале битком? Если так невидно кушать? – удивился агорианец.
- А где в этой дыре можно еще отужинать по-антикрестьянски? – съязвил официант.
- Это как?
- Без водочки, селедочки и пельменей в горшочках!
Взметнув ножкой, официант дал понять, что застоялся и, получив поле для маневров, нырнул во тьму зала.
Наступив на громадное количество ног, запутавшись в дюжине просторных палантинов и даже нечаянно пнув под тощий зад собачку, оказавшуюся жутко редкой хохлатой мальтийской той-болонкой, Серафим стал подумывать, что, на худой конец, стоит раздобыть фонарик.
Встревоженный рой возмущенных посетителей монотонно гудел в ритме жужжания навозных мух.
- Нет, все-таки лучина – это гениальное изобретение, – наступив на чью-то ногу и извинившись в сотый раз, проворчал Серафим.
- Вот он! – за одним из столиков послышался недовольный женский возглас.
«Где-то я ее характерный визг уже слышал, - подумал тестер и стал с интересом вглядываться во тьму. – Ах, да! Я же ее животинку с пучком пожухшего ковыля на лбу, несколько минут назад ногой погладил нечаянно. По кобчику».
Если пристально всмотреться, то можно было увидеть, что тьма в зале пришла в хаотическое движение.
- Я вообще собак боюсь! – огрызнулся мужской голос. – У меня тоже туфли пострадали! И ноги! И педикюр!
- Это не он! Я ошиблась, – в светлом пятне лампады мелькнуло перекошенное от недовольства лицо владелицы хохлатого монстрика и официальное лицо с усами.
Серафим увидел и показавшуюся на миг униформу усатого лица. Так и есть! Администратор!
Подтверждая догадку тестера, дядечка в солидной униформе объявил:
- Приношу свои извинения почтенной публике! Конфликт исчерпан – ведется внутреннее служебное расследование! Секъюрити у выхода не дадут наглецу и шанса! На всякий случай проверьте сохранность ваших украшений и кредитных карт! Мы дорожим репутацией своего заведения! Бон апетит!
Раздался шквал аплодисментов, поддерживаемый гиканьем и разрозненными криками: «Да!», «Так его!».
- Доплавался, карапузик! – ругнулся Серафим и, пригнувшись, буквально полетел через весь зал к спасительному санитарному блоку.
В туалетной комнате искать не решатся, а через часа три, когда страсти поулягутся, а мордовороты устанут пялиться на незнакомые лица, можно и на выход. А иначе, при обыске, велика вероятность лишиться нейтрализатора.
- Я не перенесу такого позора!
Серафим включил холодную воду, чтобы освежить лицо и привести свои мысли в порядок.
Он зачерпнул воду и плеснул на разгоряченные щеки. Потом еще. И еще. Тестер поднял голову и внимательно всмотрелся в свое отражение, глядящее на него из зеркала над раковиной умывальника. С той стороны находился худой испуганный тип, с короткой намоченной челкой.
- Страшно? – криво ухмыльнулся Серафим отражению. – А ты еще в ловчие метишь. Тут создания Боба что творят! Подожди, еще хирурги узнают, что ты в этой мышеловке засел. Ха-ха! Может быть, обернуть себя подарочной лентой?
Неожиданно его внимание привлек верхний край зеркала.
- Мерцание, – одними губами прошептал Серафим. – Ну, я и болонка хохлатая! Вот же одна из самых популярных отражающих поверхностей в этом заведении!
Серафим не ошибся: это было мерцание – след, который оставляет чужеродный лоскут, вшитый в сценарий хирургом. Вряд ли рядовой посетитель сможет его увидеть и, уж тем более, заподозрить в связи с этим что-то неладное. Едва уловимое подергивание изображения. Небольшой галлюциногенный мираж по ту сторону зазеркалья. Ничего особенного, а кто ухитрится заметить, так спишет это на чрезмерную игристость поданного вина.
Серафим вытащил из своего кейса маркер и начертил на месте помаргивания крест.
- Так и есть – чужеродная зараза, – констатировал тестер, наблюдая как крест из смоляного превращается в бардовый. – А теперь экспресс-тест. Это не больно, – Серафим приклеил к инфицированному зеркалу индикаторный стикер.
Когда он поместил полоску со взятым образцом в анализатор, прибор незамедлительно отреагировал сообщением на дисплее.
