— Куда мы пойдем? Мне надо на почтовую станцию, там я буду ждать доктора Фарбера.
— Мы проводим тебя до станции.
— А потом? Куда ты отправишься с маленькими детьми?
— На Верхнее болото или на Красную реку. Там еще могут быть наши родичи. Давай собирать вещи.
— У меня нет вещей.
— Лошадь, оружие, шкуры — теперь это все твое. — Она встала, и вместе с ней поднялись со снега оба малыша.
— Нет, — покачал головой Степан. — Шкуры я отдам профессору. А лошадь и оружие — тебе.
— Лошадь я возьму, — согласилась Саби. — Оружие разделим поровну. Если тебе все равно, то я возьму "спрингфилд", а винчестер и кольты оставь себе.
— Это у вас называется "разделить поровну"?
Степан Гончар взвесил на ладони мешочки с монетами. Все они показались одинаковыми по весу, а внутрь он даже не стал заглядывать. Один кисет он опустил в карман.
— Деньги мы тоже разделим "поровну", — сказал он, вложив три оставшихся мешочка в руки девушки. — Совсем забыл, я же должен отдать чеки. Один чек за каждую пару шкур. Сколько их там?
Они подошли к серой лошади, которая смирно стояла в сторонке, и пересчитали шкуры, свисавшие из-под седельной сумки. Двенадцать пар. Все с берестяными бирками, на которых были выжжены какие-то линии и фигурки. На другом боку лошади висели еще две связки, в каждой по десять шкур. Все они тоже были с бирками.
— Я знаю, чьи это бобры, — сказала Саби, разглядев рисунки на бирках. — На Верхнем болоте стояла семья Во Гон Бью. Он не мог продать эти связки. Значит, он убит. Значит, мне незачем уходить на Верхнее болото.
Степан вспомнил, о чем говорили убийцы, и спросил:
— Почему они назвали этих бобров золотыми?
— Не знаю.
— Как думаешь, профессор поймет, что тут написано?
— Он поймет, — сказала Саби и напомнила: — Чеки. Двенадцать чеков.
— Здесь больше шкур.
— Моих только двенадцать пар.
Гончар достал блокнот и отсчитал дюжину страниц. Он присел, положил блокнот на колено и складным ножом аккуратно отрезал чеки.
— Хороший нож у тебя, — сказала Саби, пряча листки в рукав. — Такие не продаются в нашей лавке. Я никогда не видела таких. Даже у хозяина, а у него много ножей.
— Извини, я не могу отдать его тебе. Это память.
— Память об умершем родиче?
— Вроде того. Ну, давай сворачивать твои палатки.
— Зачем? — Саби вдруг закашлялась, зажимая руками рот, а потом отвернулась и выплюнула на снег сгусток крови. — Зачем нам палатки? Одной мне не справиться с ними. Не собрать, не поставить. Когда мы их ставили, нас было два десятка. Пять мужчин, десять женщин, три лошади. Теперь я осталась одна. Зачем нам палатки? Когда дойдем до родичей, они дадут нам палатку.
— Как же ты будешь до них добираться? А спать где в дороге?
— Как обычно. На снегу, у костра.
Они навьючили на лошадь два мешка с мясом и нехитрым скарбом, несколько скатанных одеял, а потом помогли забраться в седло малышам. Саби шла впереди, ведя лошадь в поводу. Степан шагал сзади, увешанный оружием. Винчестер Сиплого он держал в руках.
"Как только выйдем из леса, надо будет избавиться от всего этого арсенала, — думал Степан Гончар. — Оставлю только дробовик. А с этими стволами я выгляжу как самый натуральный гангстер. Лишь бы не напороться на полицию. От американских ментов не отмазаться. Меня и слушать никто не станет, скрутят и посадят".
Когда они вышли из леса на узкую дорогу, Саби остановилась.
— До станции одна миля, — сказала она, показав рукой направление. — Иди по дороге и за поворотом увидишь дым над лесом. Прощай, Стивен.
— Почему бы тебе не пойти со мной? — спросил он. — Зачем ночевать на снегу, если рядом есть жилье? У нас есть деньги, мы заплатим за постой. Купим все, что тебе нужно. Мне кажется, что ты больна. Мы вызовем врача. И детям тоже лучше переночевать под крышей. Разве не так?
Она хотела что-то ответить, но закашлялась и снова выплюнула кровь на снег.
— Ты странный белый, Стивен, — сказала она, обтерев губы рукавом. — Я никогда не слышала такую речь. И никогда не слышала от белого человека таких слов. Прощай.
Она потянула за повод, и послушная лошадь сошла вслед за ней с дороги, уходя все дальше и дальше в лес.