— Там популярная мужская литература! — предупредил меня хлопец.
— Мы только заглянем!
— Да ради бога.
Мальчик помолчал, посверлил меня глазом.
— Ну?!! — сказал он, устав ждать.
— Что «ну?» — не поняла я. Но тут же сориентировалась. — Ах, да! Опустимся…
И после произнесения магического слова слева от меня немедленно образовалась стеклянная дверь, ведущая на лестницу. Я пропустила мальчугана вперед и пошла за ним, уже ничего не опасаясь.
Было понятно, что физически мне повредить не могло ничто. Я могла отупеть, потерять нравственные ориентиры, приобрести вульгарные манеры, утратить привычный лексикон, но на моем физическом самочувствии пребывание с героями разных Богинь пока не отражалось.
«Ну, разве что стошнит, — подумала я, вспомнив девушку с трудной судьбой. — Но это пустяки».
Привычный серый коридор с переливающимися табличками уже успел мне надоесть. Я подошла к первой попавшейся двери и распахнула ее.
Мама дорогая!
Посреди грязной убогой комнаты сцепились мужчина и женщина. Несколько секунд я в смятении наблюдала за ними, не понимая, пытается ли он ее изнасиловать или просто лупит. Учит жизни, так сказать.
Мужчина выглядел звероподобным. Весь полуобнаженный торс его был покрыт татуировками, приличными и не очень, на толстых пальцах поблескивали вульгарные золотые перстни.
— … телка… может… в рот! — азартно выкрикивал мужчина, и немногие цензурные слова, которые попадались в его речи, все равно не помогли мне понять ее общий смысл.
Девица выглядела роскошно. Ноги у нее росли от ушей, обнажившиеся под разорванной блузкой груди были пятого размера, длинные разметавшиеся волосы скрывали от меня ее лицо. Но я не сомневалось, что оно выглядело в десять раз красивей, чем лицо Клаудии Шиффер.
На речи поклонника девица не обижалась и отвечала ему не менее азартно:
— … в рот… суке… засранную жопу!
Минуту я, оцепенев, наблюдала за ними.
Словно почувствовав мое незримое присутствие, герои оживились и принялись тузить друг друга с еще большим энтузиазмом.
Наконец девица изловчилась и заехала поклоннику ногой в пах. Тот заверещал неожиданным фальцетом и согнулся. Девица победно взвизгнула, долбанула поклонника в живот и унеслась в другую дверь.
«Да, — подумала я в смятении, не переступая порог. — Вот она, большая любовь!»
Мужчина тем временем очухался, извлек из кармана брюк маленький мобильник, неизвестно как удержавшийся там во время драки, набрал номер и приложил аппарат к уху.
— Колян, братан! Клавка… вчера… полтонны… суке… телка!
Он обиженно умолк, предоставляя слово собеседнику.
Ответа абонента я не расслышала. И слава богу.
С треском захлопнула дверь и в раздражении устремилась дальше по коридору.
Мальчик моросил следом за мной мелкими шажками.
— Не надоело? — спрашивал он меня в спину. — Может, ниже опустимся? Там душевное!
— Посмотрю еще, — ответила я сквозь зубы.
— Пожалеешь! — предупредил экскурсовод.
— Что ж, нет ни одного Бога, способного написать два цензурных слова подряд?! Ты просто клевещешь на мужчин!
— Я предупреждал, это кассовая мужская литература, — повторил малец.
— Много ты понимаешь, — ответила я и распахнула другую дверь.
Сначала я ничего не увидела, потому что в комнате плавал сизый дым, утяжеляя и без того неяркое освещение. Из глубины помещения неслись стоны, причем самые разнополые. Так сказать, во множественном числе.
«Что это? — не поняла я. — Что-то военное? Госпиталь? Раненые? Умирающие? А почему женщины стонут? Они тут, что, все вповалку лежат: и раненые женщины, и раненые мужчины? Может, стонут медсестры? От жалости?»
Но тут глаза привыкли к полумраку, дым немного рассеялся, и я увидела то, что происходило внутри.
А как только увидела, немедленно захлопнула дверь, отгородив себя от этого… Я не знаю, каким словом это назвать.
То, что я увидела, не имело право на существование. Потому что шло против человеческой природы.
— Я же говорил тебе! — упрекнул меня мальчик негромко.
Я, тяжело дыша, уставилась на него:
— Ты это видел?!!
— Не забывай, я не ребенок, — обиделся мальчик.
Я пошарила по карманам в поисках носового платка. Пот лил с меня градом.