И вот тут я допустил ошибку – занятый своими мыслями, ляпнул то, что было у меня в голове:
– Потому, что он сильно избил меня, а «слизняки» это не только и не столько проклятие, они служат для восстановления жизненных сил, здоровья своего хозяина! Вот почему.
Куратор и профессор переглянулись, а потом куратор с непонятной мне интонацией медленно сказал:
– Значит, чтобы ускорить процесс умирания объекта, вытягивания его жизненных сил, надо нанести ущерб твоему телу, и чем больше ущерб, тем больше энергии надо на восстановление, и тем скорее скончается проклятый… ин-те-рес-но…
У меня замерло сердце – ну песец! Какой я болван! Ну кто, кто тянул меня за язык? Эти люди не остановятся ни перед чем… и я дал им такой прекрасный и эффективный способ убивать людей с различной степенью замедления, а самое главное – я при этом буду терпеть страдания! Стоит прострелить мне грудь, когда я буду в связи со своим «слизняком» на жертве, и жертва неминуемо отдаст мне все свои силы! О боже мой… ну я и попал…
В это вечер Ласки не было. Я полазил в Сети, почитал сайты, посмотрел новости и спокойно лег спать. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она пришла, – чисто физически, а морально – можно немножко и отдохнуть.
В последующие несколько недель я немного сблизился с остальными своими соратниками. Особой дружбы не было, она не поощрялась, хотя по понятным причинам никто не собирался останавливать связи между мужчинами и женщинами – даже такие жесткие руководители, как наши кураторы, прекрасно понимали, что нельзя противостоять инстинктам, запретом тут ничего не сделаешь.
Они и не запрещали. Они только нагружали нас так, что домой мы приползали высунув язык, как загнанные лошади.
Ласка приходила ко мне довольно часто – иногда два дня подряд, иногда три, – нас практически ничего не связывало, кроме отмороженного, отвязного секса, в котором она была мастерица, не знавшая никаких запретов, никакой брезгливости или недозволенности.
В нашей паре, скорее всего, вела она – несмотря на кажущуюся хрупкость и субтильность, обладая сильным, развитым телом и железной волей.
Мы не разговаривали ни о чем, кроме секса и некоторых нюансов работы. Иногда мне казалось, что рядом со мной лежит не человек, не женщина, а некий прибор, механизм для удовлетворения моих страстей, а иногда – наоборот – что я для нее не парень, с которым она проводит время, а механизм для удовлетворения ее похоти.
С этими рассуждениями я совсем сломал голову и решительно приказал себе забыть о них: идет как идет – мне хорошо с ней, лучшей сексуальной партнерши у меня не было за всю мою недолгую жизнь (чего там, пара девчонок, одна из которых меня наградила триппером, пришлось втихую от матери колоть уколы), так что зачем мне суетиться? Нет душевной близости? А может, и к лучшему – зачем мне сейчас создавать какие-то отношения, в которых я точно долго не останусь, после того как покину это заведение, после обучения.
А обучение шло полным ходом – скоро мы занимались по десять часов в день, и темп тренировок нарастал.
После того как несколько месяцев нас готовили к рукопашных боям, настал момент, когда мы должны были показать, на что способны, как мы усвоили уроки убийства. Да, мы спарринговались, да, иногда даже наносили друг другу такие удары, что противник терял сознание, несколько дней не мог заниматься, но мы не убивали. А без того чтобы убить по-настоящему – какие мы убийцы.
Наши добрые наставники это предусмотрели – мы не только должны были быть настоящими убийцами, но еще и должны были быть повязаны кровью, до конца.
В общем, настал черед «манекенов». Да, именно так здесь называли людей, которых мы должны были убить. К этому нас подводили месяцами, промывали мозги: рассказывали об очищении государства от плохих людей, о тех, кто не имеет права жить – педофилы, маньяки, серийные убийцы, сумасшедшие изуверы, – да, я знал о таких, всегда знал и, когда видел их по телевизору, негодовал, что их оставляют жить, сажают в какие-то колонии пожизненно… уничтожать их надо! Вот только никогда не задумывался – а кто будет их уничтожать,
