— Вы огорчаете мистера Икля, Анастасія, сказала мамаша.
— О, Долли! вскрикнуло дробящее созданье, испуганное одной мыслью, что могло огорчить своего избраннаго.
— Свадьба будетъ черезъ десять дней! холодно и повелительно сказала мистриссъ де-Кадъ.
Бѣдная дѣвица поглядѣла кругомъ съ изумленіемъ и даже нѣкоторымъ ужасомъ.
— Черезъ десять дней! воскликнула она. — О, мамаша! Я не могу! Дайте мнѣ еще хоть одинъ годъ, хоть одинъ годъ!
— Черезъ десять дней! рѣшительно сказала мистриссъ де-Кадъ.
— О, черезъ шесть мѣсяцевъ! Черезъ шесть мѣсяцевъ! молила трепещущая красавица.
— Черезъ десять дней!
— Хоть мѣсяцъ! хоть мѣсяцъ дайте!
— Черезъ десять дней!
Анастасія видѣла, что мольба безполезна и опустила голову. Долли, желая ее ободрить, взялъ за руку и прошепталъ:
— О, Стаси! Я буду съ вами — не бойтесь ничего!
— О, Долли! Долли! вскричала красавица, падая въ нему на грудь. — Если вы когда нибудь обманете меня, я погибну!
Мамаша, отирая слезы, поцаловала бѣдное дитя и, взявъ Долли за руку, увлекла его изъ комнаты.
— Мистеръ де-Кадъ желаетъ переговорить съ вами наединѣ, пробормотала она, всхлипывая и пожимая отъ избытка волненія руку Долли.
ГЛАВА IV
Миссъ Анастасія пристроена
Блумсберійскій дантистъ былъ жирный, ироническій, безчувственный дѣловой человѣкъ. Огонь и мечты юности были въ немъ давно продушены говядиной и портвейномъ, всѣ стремленія и помышленія его были обращены на звонкую монету.
Старый разбойникъ тщательно приготовился въ свиданію съ своего жертвою. Хотя свиданіе пришлось не въ тотъ день, когда онъ перемѣнялъ бѣлье, онъ надѣлъ чистую рубашку, пригладилъ старательно волосы и сдѣлалъ колечки на вискахъ; онъ спряталъ зубные инструменты и сѣлъ самъ въ кресло, обыкновенно занимаемое паціентами.
Осъ встрѣтилъ Долли съ такою сладкою и чувствительною улыбкою, которая заставила бы опытнаго человѣка немедленно обратиться въ бѣгство.
Зять былъ введенъ тёщею, которая объявила тестю, что свадьба будетъ черезъ десять дней. Онъ выказалъ горестное удивленіе и чуть не зарыдалъ при мысли такъ скоро разлучиться въ милою дочерью.
— Можетъ быть, все это къ лучшему! пробормоталъ онъ. — Я радъ, я очень радъ… Говоря правду, Адольфусъ, это убивало бѣдное дитя, Она никогда не отличалась сильнымъ здоровьемъ… Правда, моя милая?
Мамаша покачала только головою и глубоко вздохнула. Адольфусъ былъ словно пораженъ громомъ.
— Постоянное волненіе истомляло ее, продолжалъ отецъ, мрачно сдвигая брови. — Она похожа на мать: сегодня на видъ крѣпка и здорова, а нельзя поручаться, что завтра поутру она не будетъ лежать на столѣ!
Это непріятное замѣчаніе передернуло мистриссъ де-Кадъ, хотя она и пользовалась превосходнымъ здоровьемъ. Желая перемѣнить предметъ разговора, она поспѣшно сказала:
— Какъ трудно было уговорить Стаси!
— Я зналъ это, моя милая, отвѣчалъ дантистъ. — Оставить домъ, отца, мать — вѣдь это страшно волнуетъ ее! Она необыкновенно чувствительная дѣвушка, Адольфусъ! Добра, какъ ангелъ и любяща, какъ дитя!
— Ахъ, помните вы бѣдную женщину? сказала мистриссъ де-Кадъ. — Помните?
— A! несчастную негритянку, мой милая? Вообразите, Адольфусъ, видъ этой отверженной такъ подѣйствовалъ на Стаси, что она чуть не заболѣла; я долженъ былъ остановить ее силою, иначе она отдала бы все, что у нея есть, этой женщинѣ.
Это и другія доказательства мягкости нрава миссъ Анастасіи глубоко трогали Долли. Онъ повертывался всѣмъ корпусомъ то къ папашѣ, то къ мамашѣ, смотрѣлъ на нихъ счастливыми глазами и только произносилъ: о! о! о!
Когда старый де-Кадъ нашелъ, что Долли достаточно растрогавъ и слѣдственно расположенъ къ великодушнымъ и необдуманнымъ поступкамъ, онъ вдругъ вспомнилъ, что Анастасію всѣ оставили на жертву собственнымъ мыслямъ, и послалъ мать успокоивать неопытную красавицу.
Робкій Долли почувствовалъ смущеніе, оставшись наединѣ съ дантистомъ.
— Что онъ хочетъ мнѣ сказать? думалъ невинный человѣчекъ.
— Черезъ десять дней! проговорилъ дантистъ. — Боже мой! Трудно все устроить въ такое короткое время!
— Неужели?
— Очень трудно. Надо спѣшить.
— Конечно, надо спѣшить! съ одушевленіемъ замѣтилъ Долли.
