«Ну и прекрасно, – сказал себе оберштурмбаннфюрер. – Мне лишние уши совсем не нужны, а ждать, пока очередной генерал будет изводить шефа просьбами о выделении ему дополнительных резервов, у меня нет времени».
Он взглянул на часы – на этот раз совещание длилось три часа и пять минут. Почти рекорд скорости: в прошлый раз не уложились и за четыре часа.
Эрвин Гегель закрыл блокнот, предварительно засунув в него карандаш – он уносил карандаши с каждого совещания у Гитлера. Поднялся и, обойдя стол, подошел к фюреру, который диктовал что-то фройляйн Юнге. Несколько минут фюрер не обращал на него внимания, и тогда глава службы безопасности «Вервольфа» позволил себе кашлянуть.
– Да, Гегель, – несколько раздраженно бросил Гитлер, оборвав диктовку. – Что у вас?
– Мой фюрер, – Гегель вытянулся во фрунт, прижав блокнот локтем. – Я подготовил доклад о безопасности ставки…
– Так передайте его моему адъютанту, – казалось, гнев фюрера, который он сдерживал во время совещания, сейчас прольется на ни в чем не повинного Гегеля. – У меня достаточно других забот!
– Прошу меня извинить, мой фюрер, – твердо сказал Эрвин. – Ситуация достаточно серьезная, и я просил бы уделить мне хотя бы пять минут для личного доклада.
– Не сейчас, – отрезал Гитлер. – Возможно, вечером. Или нет, завтра во время послеобеденной прогулки. Ваш доклад подождет до завтра?
Гегель поборол искушение ответить «нет» и кивнул головой.
– Да, мой фюрер.
– В таком случае, оставьте нас, – Гитлер повернулся к секретарше, мгновенно поменяв брюзгливое выражение лица на любезную улыбку. – Итак, на чем мы остановились?
Гегель отошел, мысленно кляня генералов, сопротивление которых привело фюрера в дурное расположение духа. Если бы они согласились с его планом сразу, Гитлер наверняка не отказался бы уделить ему пять минут своего времени. А информация, которую Гегель намеревался сообщить фюреру, была чрезвычайно важной.
Комната совещаний, между тем, почти опустела. В углу негромко переговаривались адъютанты майор Энгль и капитан фон Путткаммер, но и они, судя по всему, собирались уходить. «Ледяная красавица» Эльза Герман и роковая брюнетка Грета Вольф замерли на почтительном расстоянии от фюрера, ожидая, пока он закончит диктовать.
«Черт с ним, – подумал Гегель расстроено. – В конце концов, сейчас я имею полное право выпить кружку пива!»
Пивной на территории ставки, разумеется, не было, но в помещении так называемого «нового отеля», где останавливались прибывавшие из Берлина гости, имелся небольшой бар. Кельнер Вилли, состоявший на содержании у гестапо, всегда был рад угостить главу службы безопасности ставки за счет заведения.
Настроение Гегеля несколько улучшилось. Он вышел на крыльцо и сразу же нырнул в удушливое облако табачного дыма. Заядлые курильщики Кейтель и Йодль дымили сигарами, не потрудившись отойти подальше от комнаты совещаний.
– Не понимаю, Альфред, – говорил Йодлю Кейтель. – Сейчас я готов выдвинуть десять контраргументов против этого плана. Но когда я слушаю фюрера, меня как будто наваждение какое-то охватывает. Он говорит так убедительно…
– Чертовски убедительно, Вильгельм, – согласился баварец. – У шефа есть какая-то способность завораживать. Кажется, греки называли это «харизмой»…
«И эти тоже ничего не понимают, – сказал себе оберштурмбаннфюрер. – Однако Кейтель нашел правильное слово – «наваждение». И я сегодня тоже почувствовал нечто, весьма похожее на колдовство…»
Тут он вздрогнул, потому что в конце улицы послышался страшный рев, сопровождаемый чиханием выхлопной трубы. На площадь перед домиком, где проходили оперативные совещания, вылетел сверкающий хромированными деталями мотоцикл, описал красивую дугу и остановился у крыльца. Стоявшие поблизости офицеры шарахнулись в сторону, а Кейтель едва не выронил свою сигару.
– Хайль Гитлер! – воскликнул лихач, спрыгивая со своего «байера». Голос у лихача был женский.
Мотоциклист стянул с головы массивный шлем, и по плечам рассыпались пышные светлые волосы. В плотно облегающей фигуру черной кожаной форме личный адъютант фюрера Мария фон Белов смотрелась настоящей валькирией из «Песни о Нибелунгах».
