— «ХУ», — пробормотал Манни. — Никогда о них не слышал. Электроника?
— Нет тут поют вместе многие люди, может быть сотня. Где-то в Америке, по-моему. Это Звук Звуков.
— Мило, — сказал он. — А больше ничего не происходит?
— Ничего, все так дальше и идет. Просто в это нужно погрузиться.
Манни сгорбился на кушетке, изображая готовность погрузиться. Голоса в динамиках тянули свое: «хууууууууууууууууууууууууууу».
— Откуда у вас это? — спросил он, обшаривая комнату взглядом в поисках мыши.
— Купила, — ответила она. — Это часть моего обучения.
— На массажистку? — и не успев договорить последнее слово, Манни покраснел — вдруг Джи решит, будто он это про сексуальный массаж, ну, как в массажных салонах.
— Нет, у меня обучение духовное.
— Понятно.
— Часть Эканкара, — пояснила она. — Моей религии.
— Понятно.
Они молча сидели бок о бок, а американцы все продолжали петь свое «ху». Квартира у Джи была теплая, уютная, хорошо пахла. Наверное, мыши больше ничего и не нужно. Впрочем, мыши-то как раз нигде и не видно.
В конце концов, Джи сообщила:
— Я иногда вас слышу.
— Да?
— Через потолок.
— Правда?
— Слышу, когда вы сердитесь. Вы кричите: «мать!».
Он снова покраснел:
— Это из-за компьютера. Я играю. И у меня куча проблем с минидампами.
— Минидампами?
Манни поморщился:
— Это… ну… когда возникает серьезная ошибка и… Такая автоматическая штуковина. Система сбрасывает себя в своп-файл, чтобы потом восстановиться. Но иногда… э-э… В общем, это трудно объяснить.
Манни не отрывал взгляда от своих рук, державших пластиковую банку. Странное дело, он мог бы растолковать все намного внятнее, если бы постарался. Не изъясняться, как написанное специалистом руководство для пользователя. Просто, отсутствие в Джи всякой женственности сбивало его с панталыку. Все было так, словно уравнение, которое они составили — два пола, его и ее, сложенные вместе, — могло дать лишь строго определенный разговорный результат. Отрицательное число.
— Все же, не стоит так злиться на машину, — сказала она. — Это же просто груда проводов и печатных плат. А в вас сокрыта душа. Искра Божья.
— Ну да.
Сколько, интересно, придется ждать, пока мышь не соизволит показаться? — подумал он. Чем дольше он здесь проторчит, тем выше вероятность того, что эта ненормальная начнет рассказывать ему о своей дурацкой религии.
— А насчет крысиного яда вы не думали? — спросил он.
— Я же сказала, убивать мышь я не хочу.
— Живая душа, что ли?
— Она может быть человеком, — согласилась Джи, — который совершает духовный путь к божественному.
— А пока что просто сыр поворовывает, так?
Джи улыбнулась. След от козьего молока так и оставался на ее верхней губе. Манни подмывало стереть его — не потому, что это зрелище внушало ему отвращение, просто, ей вряд ли хотелось сидеть вот так, с молоком на физиономии, сама же она след увидеть не может, а Манни стеснялся сказать ей о нем.
— Можно я немного расскажу вам про Эканкар?
Манни задумался, секунды на четыре.
— Меня религия не так чтобы очень интересует, — предупредил он ее. — Я, наверное, и не пойму ничего.
— О, это не важно, — сказала она.
Пожалуй, в комнате все же было теплее, чем следует. Джи стянула с себя кардиган, бросила его на кушетку. Кожа ее рук оказалась прямо-таки замечательной. Кожу эту покрывал легчайший загар, и в свете лампы Манни различил в самом верху предплечий тончайшие золотистые волоски. И запястья тонкие, изысканные. Именно это слово пришло ему в голову — изысканные. Нельзя сказать, что оно приходило ему в голову часто.
— ЭК это Божественный Дух, ток жизни, который пронизывает все живое, — сказала она, тоном совсем не мелодраматичным, скорее таким, каким рассказывала бы о случайно обнаруженном отличном ресторанчике. — Эканкар подключает душу человека к Свету и Звуку, двум аспектам Святого, или Божественного Духа. Наши души вечны и проходят духовный путь перевоплощений, который позволяет открыть наши истинные «я».
— Пока все понятно, — сказал он, оглядывая комнату.
— Свет Бога, — продолжала Джи, — являет себя во многих обличиях. Иногда он принимает обличие звука. Иногда — вспышки белого или голубоватого света.
