Самообладание его вдохновляет, раздражает, пугает и влечет. Мне хочется схватить его за рукав и попросить — пожалуйста, пожалуйста, — объясните мне, что за чертовщина творится вокруг, как вы полагаете? Но я боюсь спрашивать, даже вежливо и спокойно, — а ну как он скажет, что не знает, а вдруг зарыдает-завоет, этот огромный, сильный мужчина с ручищами, как у Арнольда Шварценеггера. Пусть уж его уверенность в себе останется неоспоренной, пусть он делает свое дело, пусть держится света, в который верит так слепо.
Сквозь меня прокатывает волна тошноты, и я понимаю вдруг, что спал в последний раз уже очень давно. Обе ночи уик-энда я провел в постели любовника, ругаясь с ним, отстаивая право человечества на продолжение рода. Вместо того, чтобы дрыхнуть ночи напролет, я таращил глаза, вымаливал поцелуи прощения, выдумывал дурацкие теории заговора, объясняющие, почему на удивление хорошую, пользующуюся такой популярностью пьесу сняли со сцены после десяти представлений. А если мне все же удастся добраться до дома Хизер, она вряд ли предложит мне подушки и одеяла. Я откидываю голову назад, досчитываю до десяти и продолжаю считать дальше.
Шоферу, похоже, Тэсс интересней, чем я. Может, и у него есть дочь — или счастливые воспоминания о ней.
— Пора бы уж и в постельку, а? — улыбается он краем рта.
— Еще рано, — отвечает Тэсс. Узнать время по часам, которые светятся на приборной доске, труда ей не составляет.
— Верно, верно, — говорит шофер. — Так где была-то, м?
— В гостях.
— Здорово.
— Мне папин друг книгу подарил.
— Отлично.
— А можно я свет включу? — спрашивает Тэсс, указывая на выключатель внутренней лампочки.
Шофер качает головой:
— Пока я веду, нельзя. Закон не велит. Мне за это могут срок впаять.
Тэсс, надувшись, скрещивает руки на груди. Некоторое время мы все молчим, сидя поверх гигантского мотора, который ревет и содрогается под полом. Я смотрю в окно. С такой высоты мне хорошо видны окрестности — особенно теперь, когда не горят дорожные фонари. К моему удивлению, я вижу, что еще сохранились разбросанные там и сям по тонущему во мгле ландшафту дома и постройки, в которых свет горит как ни в чем не бывало. Время от времени, мы минуем деревни, и я различаю световые знаки — единственный работающий светофор, подсвеченные церковные часы, даже вывеску магазинчика, — удивительным образом сияющие в почти кромешной тьме. Никакой логики, никакой объясняющей хоть что-то причины я во всем этом усмотреть не могу.
Шофер наш тянется за новой сигаретой. Чиркая, безуспешно, спичками, он придерживает руль локтями. Я протягиваю руку, предлагая помощь, однако он пожатием плеч отвергает ее. Три неудачливых спички падают на пол и, наконец, он сдается, бросает коробок через плечо. Впрочем, из приборной доски торчит зажигалка, от нее он и прикуривает. Кончик сигареты, когда шофер присасывается к фильтру, вспыхивает яростно и ярко.
Тэсс поерзывает, обмякая и вновь выпрямляясь, сплывая в бессознательность. Потом осторожно припадает щекой к спинке сиденья, помаргивает, пытаясь разглядеть за стальной сеткой невидимый груз.
— Что там сзади? — спрашивает она.
— Всякое разное, — отвечает водитель.
— Какое разное?
— Секрет.
Она вздыхает и неторопливо погружается в сон. Шофер, встретившись со мной взглядом, подмигивает, потягивается, расправляя спину, поводя плечищами, пощелкивая суставами пальцев, и усаживается поудобнее, чтобы везти нас и дальше, сквозь ночь.
Он только что проскочил сквозь огненный ад, пистолеты в руках раскалились, и тут экран залила ровная синева. Не смешно. Совсем не смешно. Игра была дьявольски трудной, и меньше всего он нуждался в отказе компьютера.
Манни резко откинулся на спинку вращающегося кресла, так что оно затрещало. Он был взбудоражен, вспотел. Играть в «Беглянку» — переживание высокооктановое. И когда ты вот так вылетаешь из игры, самое огорчительное состоит в том, что начать с места, с которого тебя выкинули, ты не можешь, весь «квест» приходится начинать заново.
В этой игре героиней — той, которой он управлял кнопками мыши — была Лена, красавица-девушка, пытавшаяся убежать из некой адской дыры прежнего советского блока. Орды агентов тайной полиции, сторожевые собаки, солдаты и внештатные психопаты выбивались из сил, стараясь не дать ей обрести свободу. Стоило лишь секунду просто просмотреть на экран и — ШАРАХ! Авторы игры были законченными садистами, несомненно стоявшими на стороне зла. Ни единому из 60 000 ребят, игравшими в нее от Канады до Кореи, так и не удалось довести Лену до границы.
