— Думали, но больниц в Юрмале несколько.
— И во всех имеются свои морги?
— Это интересно! — Лазарь задумался. — А почему ты считаешь, что тот Санитар работает обязательно в морге?
— Лазарь, дорогой, а где бы ты, будучи на месте преступников, решил временно спрятать труп? Чтобы потом аккуратно вывезти его и закопать, скажем, в лесу? Или просто утилизировать? Это ж не твоя, надеюсь, была идея? Насчет утилизации?
Дорфманис медленно покачал головой: нет, не его…
— Слушай, а чего они ждут? — Александр Борисович уже забыл о Санитаре и спросил у адвоката, наблюдая, как бойцы из группы захвата ручейком «влились» во двор виллы и, прикрываясь кустарником, росшим густой стеной вдоль невысокой ограды, быстро «растеклись» по периметру здания.
— Должен Лацис приехать. Он снимал показания со свидетеля, узнавшего на фотопортрете этого Скулме. Ты представляешь, этот свидетель, будучи ранее осужденным, сидел в лагере, когда там был начальником этот самый тип. Характеризует его как кровожадного зверя. Надо думать, тут еще и чувство мести имеет место…
Турецкий, не высовываясь на открытое место, в просвет между купами кустов, наблюдал за действиями спецназовцев. И вспоминал свое собственное, не такое уж и давнее приключение во время штурма виллы, где засел убийца Эвы. Она, между прочим, та проклятая вилла, находилась где-то поблизости от этих мест, вероятно, в Яункемери, в соседнем поселке, но теперь она казалась такой же невозвратно далекой, как и время, когда все это происходило.
Уже начало основательно темнеть. Наконец, подъехал и вышел из машины Лацис. Чуть удивился и приподнял брови, обнаружив здесь Турецкого с Дорфманисом, но приветливо кивнул и многозначительно поднял указательный палец, словно сообщил, что у него имеется к Турецкому важное дело. И тут же решительным шагом направился в калитку, после чего тоже исчез за стеной кустарника.
Скоро зеваки, коих вокруг набралось немало, услышали, усиленный мегафоном, голос следователя, четко произносившего несколько фраз, — раз, другой, третий…
— О чем это он? — спросил Турецкий у адвоката.
— Он предлагает немедленно прекратить сопротивление, сложить оружие и выйти всем, находящимся в доме, на улицу с поднятыми руками.
— Но, судя по всему, никто не собирается исполнять приказ? — Турецкий хмыкнул.
— Да, но формальность требует…
— Я помню, — кивнул Александр.
Он вспомнил, как старался в прошлый раз командир группы захвата, требовавший от убийцы добровольной сдачи, а тот смеялся и предлагал им взять его. «Вежливый спецназ, — подумал о ребятах в бронежилетах и шлемах с масками, рассыпавшихся по двору. — Наверное, долго будут уговаривать. Под пули лезть никто не желает. Никто не хочет думать о том, что в жизни «всегда есть место подвигу»… Может, и есть, даже наверняка имеется, да только сам человек должен быть другим…»
Лацис продолжал свои призывы, а темный, не освещенный, дом молчал.
— Может, там и нет никого? — предположил Турецкий. — Проверили предварительно? А вдруг хозяин стоит где-то рядом, за нашими спинами, и ухмыляется? — Он обернулся и увидел целую толпу любопытных жителей поселка, освещенных фонарями на столбах. Никакая угроза им была не опасна. Бесстрашный народ…
— Наверное, есть, — неуверенно сказал Лазарь.
Послышались четкие слова явной уже команды, и со всех сторон к дому устремились фигуры людей в темном. И сейчас же из одного из окон дома раздался выстрел. На ходу споткнулся и упал ничком один из спецназовцев.
Турецкий поморщился и осуждающе покачал головой. Лазарь обратил внимание на его реакцию.
— Ты думаешь?..
— Ничего я не думаю, и так ясно, один уже готов… Что ж они так-то?
По всем окнам дома дружно ударили автоматные очереди. И под их прикрытием к упавшему бойцу кинулись двое других, подхватили и поволокли по земле. Ботинки того, кого они «уволакивали» с поля боя, бессильно чертили каблуками по земле. Да, сомнений не оставалось, одна жертва уже есть.
— Они теперь, по-моему, должны немного озвереть, нет? — спросил Турецкий.
Дорфманис неопределенно пожал плечами: момент убийства, было заметно, очень угнетал его. Ну, правильно, когда он был следователем-то в последний раз? В прошлом веке, поди, сто лет назад… Когда мы были молодыми, и розы алые цвели… Вот уже и есть первый повод для возложения роз…
