— Да нахрен...
— Помолчи! — жестко и трезво сказал КГБшник
...
— Вот так. И меня слушай, пока дело говорю. Потом поздно будет — схарчат и выплюнут. У нас людей ломать умеют. Ты думаешь, ты один видишь, кто такой Саддам?
— Вижу? Видеть мало.
— А что делать предлагаешь? Вот ты, такой умный — что делать?
...
— Убить? Кто вместо него придет? Ты думаешь, что Саддаму мы так уж нужны? Да хрен он на нас положил и сверху прихлопнул!
Сергеев зло выругался
— Если он почувствует, что мы играем против него — завтра здесь будут американцы. Ему плевать... на все плевать. Как ты думаешь — среди американцев найдутся такие же чистенькие и правильные как ты, которые будут негодовать и ручки заламывать?
— Я ручки не заламываю.
— А ты на вопрос ответь.
— Нет... наверное
— То-то и оно. Замочишь Саддама — ты знаешь, что дальше будет? Под боком Иран, сейчас война идет. Ты что — хочешь еще одного Афгана? Только в десять раз больше. Хочешь, чтобы пацаны и тут гробились?
...
— Не слышу!
— Нет...
— То-то и оно. А для этого надо что? Ушки на макушке, а все что шевелится — на мушку. Мы тут тоже — не водку пьем. Варианты разные просматриваются...
— Да? — Николай выразительно поглядел на бутылку
— Да-да. Ну, что? Готов к труду и обороне?
— А что? Есть варианты?
— Они всегда есть — деловито сказал КГБшник — значит, за то мы тут говорили — забудь. Что пили — тем более. Понял?
— Понял...
— Уже лучше. С виллы своей съедь... нельзя тебе на отшибе. Игра совсем по-взрослому начинается. Поселись в гостинице... тебе надо, чтобы вокруг тебя люди всегда были. Тогда сложнее будет. Поселись в... Палестину.
— Понял.
— Вот так. Будь начеку. Прорвемся...
КГБшник приоткрыл дверь машины. Аккуратно содрал этикетку с бутылки, а бутылку — грохнул о порог. Выбросил осколки
— Поехали...
— Товарищ майор... — сказал Николай — а вы пьяным когда-нибудь бываете? Так... по настоящему.
— По настоящему... — проворчал КГБшник — послужил бы у этого... Ельцина, вопросов бы не задавал. Мне из лаборатории таблетки выдавали... иначе бы печени хана. Осталась небольшая заначка. Что встал... поехали...
КГБшник жил тоже на вилле, недалеко от центра города — одной из многих, что снимало совпосольство. Не решившись возвращаться к себе, Николай отправился в гостиницу. По пути — остановился... вывернуло его качественно, заблевал весь тротуар. В кармане двери нашел тряпку, которую использовали при ремонте машины, кое-как вытерся. Деньги у него были... сегодня заплатит сам, а завтра — получается, посольство оформит. С Ираком, как и с соцстранами Варшавского договора денежных расчетов почти не было, шел бартер и зачет...
В холле гостиницы — а она была современной, высотной, недавно построенной — было тихо и пусто. Ночной жизни в Багдаде — практически не было, мусульманская страна. Ночной портье — со значком партии БААС посмотрел на него с едва скрываемым отвращением.
— Одноместный номер есть?
Словно предчувствуя ответ, Николай потащил из кармана документы. Там, кроме местной битаки — было удостоверение. Глядя на него — а он не обратил внимания, что там была настоящая, «мокрая» подпись Саддама — портье побелел как мел.
— Сейчас... все устроим, эфенди...
На верхнем, крайнем этаже, Николай, уже напевая что-то веселое, натолкнулся на компанию. Советские... одни девчонки. Они шли из какого-то номера...
И они остановились, чтобы пропустить...
Портье затараторил что-то на арабском — но...
— Ты как здесь...
Москва, Кремль
21 июня 1988 года
... Доклады, и сегодняшний, и на семидесятилетие, проекты докладов обсуждались на Политбюро, и с учетом того, что я тоже вносил свои предложения, часть из них учтена, поэтому у меня нет сегодня замечаний по докладу, и я его полностью поддерживаю. Тем не менее, я хотел бы высказать ряд вопросов, которые у меня лично накопились за время работы в составе Политбюро. Полностью соглашусь с тем, что сейчас очень большие трудности и на каждого из нас ложится большая ответственность и большая обязанность.
Я бы считал, что прежде всего нужно было бы перестраивать работу именно партийных комитетов, партии в целом, начиная с Секретариата ЦК, о чем было сказано на июньском Пленуме Центрального Комитета партии. Я должен сказать, что после этого, хотя и прошло пять месяцев, ничего не изменилось с точки зрения стиля работы Секретариата ЦК, стиля работы товарища Лигачева. То, что сегодня здесь говорилось, Михаил Сергеевич говорил, что недопустимы различного рода разносы, накачки на всех уровнях, это касается хозяйственных органов, любых других, допускается именно на этом уровне.
