Он взял винтовку совсем не так, как учил Нилушку, а на одну вытянутую руку, как держат пистолет, выпрямился, расставил пошире ноги. Выстрел — и на пол упала большая звезда из фольги, второй — упала другая. Только на третьем выстреле Нилушка сообразил, что отец стреляет не по самим звездам — это было бы слишком легко, они большие, — а по почти невидимым ниточкам, за которые эти звезды прицеплены. Остальные посетители прекратили стрельбу и наблюдали, затаив дыхание. Восемью выстрелами отец сбил все восемь звезд, а две оставшиеся пульки высыпал в ладошку восторженно глядящему на него конопатому мальчишке постарше Нилушки года на три.
Эффектно вывернув ладонь, отец кинул на блюдечко перед опешившим служителем скомканную пятерку.
— Сдачи не надо!
— Это мой папа, он летчик! — гордо оповестил Нилушка, подчеркивая и собственную причастность к такому сиятельному триумфу.
— Ну дает авиация! — пробасил коренастый седой дядечка с двумя рядами орденских планок на синем пиджаке. — Такие стрельбы грех не отметить. Как насчет по пиву, авиация? Я угощаю.
— А что, Нил Романыч, мы вроде заслужили, верно?
— Факт! — важно констатировал Нилушка. Мужчины дружно рассмеялись.
— Только ведь долго… — Отец показал в сторону ларька, к которому тянулась длиннющая очередь из одиноких мужчин.
Народу в парке заметно поприбавилось. Большинство двигалось в направлении стадиона.
— Я вот что думаю, авиация… — начал орденоносный дядечка, заметно приосанился, протянул отцу крепкую корявую руку. — Главстаршина Будивельников Роман Петрович, минный тральщик эр-полтыщи-второй, Балтийский флот, ныне старший бухгалтер-экономист.
— Майор авиации Баренцев, тоже Роман, — представился отец, пожимая руку главстаршины.
— Тем более раз Роман, тезка… Тут неподалеку новый шалман открыли, «Восток». Говорят, красиво там и кормят неплохо. Заодно пивко двойной наркомовской отполируем.
— Я ж с мальцом…
— А мальцу мы ситро возьмем. И мороженое. Идея Нилушке понравилась, и он принялся теребить отца за рукав.
— Пап, пойдем, а?
— А футбол пропустим?
— Да ну его, этот футбол!
— И верно, ну его, — неожиданно согласился Роман Петрович. — За «Зенит» болеть — только нервы портить. Все равно ведь продуют, помяни мое слово, продуют. А стиляга этот, Бурчалкин хваленый, ни разу в ворота не попадет, чистые верняки мазать будет. Расстройство одно.
— Ну если расстройство…
В зале «Востока» было пусто, прохладно. Взрослые, усевшись, развернули меню, Будивельников угостился отцовским «Казбеком», а тот — «Беломором» главстаршины.
— Четыре пива, два бутерброда, водочки сто пятьдесят, ситро и мороженое для мальчика, — распорядился Будивельников.
Официант, записав заказ, отошел было, но среагировал на поднятую руку отца.
— Сюда же добавить три черных икры с лимоном, три шашлыка, бутылку коньяку армянского, пирожное и фрукты для мальчика, — четко продиктовал отец и откинулся на стуле.
Будивельников крякнул, официант же почтительно наклонил голову, выпрямился и отрапортовал:
— Сей минут!
Перепробовав всего, Нилушка почувствовал, что объелся, и затосковал.
Взрослые совсем перестали замечать его, углубившись в свои, взрослые разговоры.
Он помаялся, в десятый раз оглядел зал, побродил по нему, заглянул в туалет, вернулся, попросился погулять. Не прерывая разговора, отец вытащил из кармана рубль, протянул ему.
— Зачем?
— На карусели покатаешься… А командир ему на это что?..
Но карусель уже закрыли. Нилушка одиноко послонялся вокруг ресторана, понял, что опять хочет есть, вернулся. Его снова не заметили. Большие сидели с пунцово-красными лицами, разговаривали громко, охрипшими голосами. «Заболели», — с тоской подумал Нилушка. Зимой мама как-то пришла из оперы такая же красная и хриплая, бабушка тут же уложила ее в постель, поставила градусник и горчичники, а доктор прописал маме микстуру и бюллетень. Потом звонили из театра, и бабушка долго ругалась с ними но телефону…
— Тут, браток, как на войне, — говорил между тем Будивельников. — Нештатная ситуация требует нештатного решения. Я, конечно, не сторонник силовой стратегии в семейных вопросах, но…
