Монтикола ухмыльнулся. Он снова вернул себе самообладание. И Елена опять подумала: он знает, что красив. Он не был похож на волка, но прозвище было дано ему по другим причинам. Она также знала историю об обители Дочерей Джада и сестре Фолько д’Акорси. Ее звали Ванетта. Обитель находилась возле Варены, недалеко от родного дома Елены, и она с детства знала эту историю, эти слухи.
– Приезжай к нам в Ремиджио! – великодушно пригласил Теобальдо Монтикола, делая широкий жест рукой. – Например, весной, когда дует свежий морской бриз. Ты живешь так далеко от моря! Привози с собой эту целительницу и твою девицу Риполи, если она выживет. Может, даже свою госпожу супругу? Будем мериться силами в лучах солнца.
Фолько д’Акорси ничего не ответил.
Монтикола прошел мимо стоящего у двери мужчины, почти коснувшись его, хотя в этом не было необходимости.
Смерть была здесь вместе с ними, а теперь ушла, подумала Елена.
Потом она вспомнила о человеке, убитом возле ее калитки, и о трех других расставшихся с жизнью где-то там, в темноте, и ей стало стыдно за эту мысль.
* * *
Адрия знала, что солдаты обычно хоронят своих мертвых там, где они пали, если вообще устраивают похороны; иногда война не дает такой возможности. Родные дома солдат-наемников могут быть разбросаны по разным краям. У Фолько служили люди из Феррьереса, Карша, Саврадии – со всей Батиары. Один, знаток ядов, – даже из Эспераньи.
Еще у него служила дочь герцога Ариманно из Мачеры, женщина, которой давно уже следовало выйти замуж, править где-нибудь рядом с мужем, рожать наследников. Или учиться руководить большой религиозной обителью. Судьба не предназначила ей ужасной жизни, просто Адрия решила для себя, что это была не ее жизнь. Ей даже позволили какое-то время поступать наперекор судьбе, и она должна была быть благодарна за это. Собственно говоря, она и была благодарна.
Адрия вдруг подумала, что переправить ее обратно в Акорси может оказаться сложно. Мачера и родители находились еще дальше к северу. Она думала о том, не пора ли уже вернуться домой, но была не готова к этому; она хотела – требовала – от мира большего.
Девушка не верила, что умрет здесь, да и целительница говорила ей о том же, когда в последний раз меняла повязку. Она явно была язычницей, эта на удивление молодая женщина. Многие целители в селениях были язычниками в тех краях, где лекарей не хватало, а традиции сохранились. Адрия не видела в ее доме солнечных дисков, и сама женщина не сделала знак солнечного диска, когда умер Коппо. Если смотришь внимательно, многое замечаешь.
Врачи в городах и дворцах иногда бывали даже киндатами, ходили в голубых с серебром одеждах. Людям с давних пор были известны лекарства и всякие целебные средства, и язычники, по-видимому, знали о них больше, чем те, кто был воспитан в вере Джада. Даже ашариты, как однажды сказал ей Фолько, владели знаниями, неведомыми обитателям здешних мест. Сама Адрия никогда в жизни не видела ни одного последователя Ашара. Конечно, люди их очень боялись, если только они не были взятыми в плен рабами.
Но никто не видел ничего необычного в том, что знатные женщины нередко позволяли еретикам того или иного толка их лечить. Об этом не заявляли во всеуслышание, хотя и могли поделиться с родственниками или друзьями услугами особо способных знахарей. Вероятность умереть во время родов велика, помощь ищут везде, где только можно.
У большинства правителей городов или командующих армиями служили астрологи или другие прорицатели будущего. Это тоже было запрещено. О таких мужчинах и женщинах полагалось сообщать священнослужителям и высылать их из города, а то и сжигать, если времена темные.
Тем не менее мир был полон опасностей, очень больших опасностей. Молитвы и священные обряды имели значение, но человек предусмотрительный не хотел отдаваться в руки одних священников, ну разве что только под конец жизни, чтобы облегчить высший суд, который ждет тебя, когда ты предстанешь перед Богом.
Адрия не удивилась, когда Фолько сказал, что они похоронят Коппо сегодня ночью возле леса, к западу от этого дома. Она понимала, почему все делается в тайне. Оказывается, их здесь двадцать человек – слишком много для такого места, и, конечно, никто не должен узнать, что здесь побывал Фолько д’Акорси или женщина из семьи Риполи.
