Хьюг де Шампань поддразнивал великолепного кречета, сидевшего на его правой руке. Птица была неподвижной, ее голова была спрятана под кожаным колпаком, увенчанным панашем. Де Пайен подошел к своему господину.
– А, вот и ты, Хьюго! – воскликнул сеньор.
Хьюгу был сорок один год. В молодости, во время Крестового похода, граф не отступал перед опасностями; он был первым христианином, вошедшим в еще занятый мусульманами Иерусалим. Сегодня это был уже сеньор могучего телосложения, со лбом, изборожденным морщинами; на его лице бурная жизнь оставила свой след.
– Я только что из Клерво, – сказал Хьюго де Пайен.
– Я знаю… Тебе там не повезло, конечно же. Бернар отказывается поддержать нас?
– Я ничего не добился.
– Неважно. Мы не бездействовали, пока тебя не было. Измаля заменил в Милиции Андре де Монбар. Этот человек, преданный и скрупулезный, как ты знаешь, имеет еще одно достоинство: по материнской линии он состоит в родстве с великим Бернаром. Не очень честный метод, но время торопит. Этих родственных связей достаточно, чтобы все поверили, что Бернар втайне является нашим горячим сторонником. А значит, пойдут и пожертвования.
Хьюго де Пайен дал понять, что обрадовался этой новости, хотя не был согласен с тем, что в орден приняли нового рыцаря, не дождавшись его возвращения и не спросив его мнения. Для Хьюго это был неприятный нюанс, но он не хотел противоречить своему старому другу.
– Что ты скажешь о моем новом приобретении? – спросил Хьюг, показывая птицу. – Этого кречета мне доставили из Норвегии.
Пайен кивнул головой. Он не любил охоту.
– Вот подарок, который понравится королю Иерусалима» – сказал граф. – С такой птицей Бодуэну не будет равных в охоте во всем его королевстве. Как ты думаешь, он будет на вершине счастья?
Не дожидаясь ответа, Хьюг подал знак сокольничему, ожидавшему на другом конце зала. Тот подошел и забрал птицу.
– Как жаль, что я не смогу отправиться вместе со всеми. Как бы мне хотелось увидеть, что сможет сделать Бодуэн с этим монстром!
Сокольничий вышел, унося с собой птицу.
– Что поделаешь… Не всем повезло иметь такую супругу, как у тебя! – сказал граф де Пайену.
За честь стать рыцарями Милиции де Пайен и его друзья должны были отказаться от дворянских титулов, семейного наследства, а также от уз крови и сердца, удерживавших их на Западе. Де Пайен пожертвовал свои земли и уступил весь доход неимущим и Милиции. Он уговорил свою жену уйти в монастырь, чтобы избавить его от брачных уз. Такое самопожертвование было неприемлемо для многих, и менее всего – для супруги графа де Шампань. Элизабет категорически отказалась стать монахиней и покинуть свои владения. Главным ее аргументом было то, что от Хьюга зависело продолжение графского рода, от чего он не мог отказаться так же легко, как какие-то там де Пайен, де Рюи или де Крон. Хьюг де Шампань признал, что правила, которые он установил дня рыцарей Христовой Милиции, – обет целомудрия, бедности и благородства – были как раз тем, чему он не мог следовать, так как рисковал навлечь на себя королевский гнев.
– Я не могу позволить себе потерпеть поражение, – сказал Хьюг.
– Не беспокойтесь, господин, – отозвался де Пайен, – провала не будет: мы доставим Столп сюда сразу же, как только его можно будет перевезти. Мы тщательно подготовили его возвращение.
В течение многих месяцев по приказу Хьюга де Шампань в одном из его лесов рыли подземелье – точную копию того, которое они видели двадцать лет назад еде Пайеном и Ги.
Хьюг нахмурил брови.
– Не беспокоиться? Надо еще чтобы вы прибыли на место раньше всех!
Де Пайен и Флодоар переглянулись, не понимая.
Из кармана своего камзола сеньор достал скомканный листок. Резкие движения и тон его голоса говорили о приближающемся приступе гнева.
– Этот неверный пес, – сказал граф, – у которого, как я понял, нет ни лица, ни рук, этот пес снова заставил заговорить о себе!
Он потряс листком перед лицом Флодоара.
– Я получил это послание с последним венецианским кораблем, вернувшимся с Востока. Чтобы оно оказалось сегодня в моем распоряжении, загнали до смерти четырнадцать лошадей.
