В городе началась обычная сутолока, там и сям раздавались иронические замечания о современных учёных. Орлеанцы окончательно разочаровались.
На всей этой истории великолепно заработал издатель Герберта Уэллса, выпустивший три издания «Войны миров». Можно клятвенно утверждать, что к девяти часам утра эта книжка не занимала ни одной головы. Время, положенное на известное впечатление и ожидание, прошло, и даже янки были готовы ждать от прибывающих марсиан опоздания не свыше как на четверть часа, ибо иначе немыслимы какие-либо иные отношения между деловыми людьми и планетами.
Около половины двенадцатого в редакционный кабинет Ковбоева влетел растерянный профессор Каммарион и, потрясши в воздухе номером «Южного Геральда», бессильно рухнул в кресло… Ковбоев и Кудри кинулись к профессору.
— Позор! Скандал! Я навсегда скомпрометирован! Прочтите! — И Каммарион ткнул в нос Ковбоева газетой.
Ковбоев осторожно взял лист в руки и сделал вид, что читает статью, содержание которой он уже отлично знал.
«Южный Геральд» помещал статью одного европейского астронома, ярого врага Каммариона, полную ядовитейшей иронии в адрес коллеги.
«Разумеется, — писал он, — нельзя отрицать, что долгое сиденье под телескопом и злоупотребление сенсационной и фантастической литературой, а также и возраст, в котором самые выдержанные и зрелые люди начинают сдавать в сторону ребячливости, позволили уважаемому профессору Каммариону размечтаться на страницах «Нью-Таймса». У нас, в Европе, подобные функции принадлежат гг. писателям, но чтоб порядочный астроном мог дать свою подпись под такой статьёй, это не укладывается ни в какие рамки и может быть объяснено или научной безграмотностью или соответствующим вознаграждением от издательства падкой на дутые сенсации газеты, каковую из себя представляет «Нью-Таймс"».
— Вы видите! Вы видите, что вы наделали. О!.. Горе мне!.. Воспользоваться моими стеснёнными обстоятельствами и за доллары купить мой позор! О!.. — хрипел Каммарион, поминутно падая в обморок.
— Успокойтесь, успокойтесь, профессор!.. — суетился Кудри, — ради бога, успокойтесь, но они ещё могут прилететь, эти самые марсиане!
— Кому вы это говорите! — вскипел профессор. — Со мной обращаются, как с маленьким ребёнком. Вы думаете, я позволю себя дурачить! Они прилетят!.. Я пойду в суд, я буду жаловаться! Позор! Него…
На столе неистово захрустел телефон. Ковбоев включил громкоговоритель.
— Алло! Ковбоев? — послышался прерывистый голос Пильмса, — скорее за город… шесть километров к западу… Колоссальный аппарат сделал спуск. Безусловно — марсиане!.. Еду на гоночном авто… Жду.
Каммарион выпучил глаза и смотрел в рупор…
— Едемте, профессор, — хлопнул его по плечу Ковбоев, успевший отдать ряд приказаний и шлепком выводя профессора из транса, в который того бросило сообщение Пильмса.
А через 20 минут тысячи мальчишек махали экстренным выпуском «Нью-Таймса».
— Прилёт марсиан!
— Аэроплан!
— Шесть километров к западу!!!
— Сотрудник «Нью-Таймса» уже на месте!!!
— Прилёт марсиан!!! Марсиане!!!
9. Читатель! не будь доверчив, как нью-орлеанец
Среди табачного поля огромный поблескивающий аппарат. Низко пронёсся над землёй, спланировал, смолк и стоит, не подавая признаков жизни…
Через десять минут два гоночных автомобиля показались на шоссе, каждую минуту возникали на шоссе клубочки пыли, указывающие на прибытие всё новых и новых машин…
Через кочки вспаханного поля, ломая стебли табака, неслись, стремясь обогнать друг друга, две передовые машины. За ними неуклюжей кавалькадой мчались другие.
Из первой подъехавшей к аппарату машины выскочил Генри Пильмс и гаркнул своему противнику:
— «Нью-Таймс» — первый!.. Всюду!.. Всегда!
Из второго авто вылез сухопарый рыжий джентльмен и критически взглянул на таинственный аппарат. Генри тем временем сделал несколько фотографических снимков.
— Алло! Эй! Как вас там! Выходите!
Сквозь толстое окно кабины мелькнуло бородатое лицо, и внутри аппарата что-то захрустело.
Генри отскочил, рыжий джентльмен стоял как вкопанный и только вдел в глаз монокль.
Тем временем вокруг аппарата сбилось порядочное кольцо автомобилей, и место спуска было окружено галдящей суетливой толпой:
