Фернанда, которая любила музыку, хотя выучилась только бренчать на фортепиано, с упоением погрузилась в эту тепличную атмосферу. «О, дар гармонии, дар грусти и волнений, язык, что для любви когда-то создал гений...». Это определение, соответствующее лишь определенному типу романтической чувствительности, по крайней мере в течение одного сезона, в точности совпадало с переживаниями Фернанды. Бах и Сезар Франк преображались для нее в нежный лепет. Барон Г. любезно продемонстрировал ей прекрасные переплеты своих книг и свои инкунабулы; она в них ничего не понимала, однако ее замечания показались барону менее глупыми, чем те, что он слышал от других светских дам и девиц. Впервые после «дяди Октава» Фернанда встречает мужчину тонкого, тактичного, из тех, кого уже начинают называть эстетами и которых она сама именует артистическими натурами. По правде сказать, барон не так красив, как ангелоподобный дядя — сказав, что у барона незначительная внешность, мы исчерпывающе опишем его облик. Мне хотелось бы предположить, что, отбросив семейные предрассудки, Фернанда, возможно, сама того не желая, влюбилась в представителя рода, который дал миру наибольшее число банкиров, пророков, меломанов и коллекционеров, но я ничего не знаю о предках барона Г.
В светском общении их отношения не пошли дальше нескольких туров вальса (барон хорошо танцевал, но не любил танцы); раз или два они ужинали друг против друга за маленьким столиком. Фернанда, скорее, умерла бы, чем призналась в своих чувствах, — в ту эпоху это было непростительным преступлением для влюбленной девушки, но ее молчание и красноречивые взгляды говорили за нее. Молодой барон, занятый делами и искусством, ничего не заметил или сделал вид, что не заметил. Он был рассеян, а может быть, осторожен. Много лет спустя он женился на совершенно бездарной и уродливой женщине, которую, по рассказам, во время беременности окружал репродукциями античных статуй и барельефов Донателло, и которая родила ему двух красивых детей. Но в течение двух зим Фернанда жила этой любовью или, как сказала бы Фрейлейн, этим пристрастием. Вечерами, убирая в комод или шкаф свои перья и меха, которые она, как и все ее современницы, не стеснялась носить, она, однако, отдавала себе отчет, что топчется или в лучшем случае танцует на одном месте. Ее жизнь бесцельна. Но в то же время безграничная тоска, наполнявшая ее сердце, возвышала ее в собственных глазах, превращая в своеобразную героиню романа, чьими бледными щеками и печальным взором она любовалась в зеркале.
Возможно, из-за этой неудачи у Фернанды обострилась склонность к путешествиям, впрочем, мы видели, что это свойство было не таким уж редким у членов ее семьи. О том, чтобы уважающая себя девушка путешествовала одна, не могло быть и речи; путешествовать в сопровождении горничной или компаньонки уже считалось смелостью. Но Фернанда была совершеннолетней, у нее были собственные средства к существованию; ни Теобальд — по равнодушию, ни Жанна — по здравомыслию не стали чинить ей препятствия: у этой семьи были свои достоинства. Однако ни брат, ни старшая сестра не допустили бы, чтобы Фернанда отправилась в Париж, где только замужней женщине, да и то лишь если ее сопровождал муж, еще как-то можно было появиться; не одобрили бы они и Италию, которая у всех северян ассоциируется с какими-то смутными вожделениями. Зато на Германию можно было положиться вполне, и Фрейлейн, которой хотелось повидать родную страну, от чистого сердца расхваливала добродетель и чистоту нравов своих соотечественников. Жанна не однажды одалживала сестре свою незаменимую гувернантку, которую в таких случаях временно замещала какая-нибудь особа, рекомендованная монашками. Таким образом, Фернанда несколько раз провела лето и осень в путешествиях по берегам Рейна и Некара, восхищаясь старинными городками, любуясь дрезденской Мадонной или античными статуями Мюнхенской глиптотеки, которые, впрочем, Фрейлейн находила непристойными, но прежде всего млея или хмелея от неиссякаемой музыки, которую, так сказать, источала Германия с ее оперными сезонами, ее концертами, музыкальными павильонами и ресторанными оркестрами.
