ЧТО есть истина?
Сама интонация подразумевает горькое утверждение: истины вовсе нет. Спрашивающего не интересует ответ на вопрос, он всего лишь хочет заявить:
за что ни возьмись, куда ни ткни – все это ложное, зыбкое, преходящее…
На эту разницу Ликтор немедленно указал протодьякону.
– Мне странно слышать, что духовное лицо опирается на мирские источники, – отреагировал Пантелеймон, отвлекаясь на посторонние мысли. Что-то беспокоило его, какое-то невыясненное дело. И ведь не так давно он размышлял над этим…
Пока Ликтор продолжал упоенно вещать о «Мастере и Маргарите», протодьякон все вспомнил:
– Ликтор – это твоя настоящая фамилия? – спросил он неожиданно.
Вопрос застал хозяина врасплох. Впервые за весь вечер он смешался – совсем ненадолго, но растерялся. Тень тревоги скользнула по его заросшему лицу. Непонятной, необоснованной тревоги.
– Настоящая… – проговорил он медленно. – А в чем дело?
– Просто так, – ответил Пантелеймон. – Редкая, вот я и спросил.
– Немецкие крови, – добавил тот, пристально глядя на протодьякона. – Я ведь родом из Казахстана… а до того родичи жили в Поволжье.
Челобитных ничего не сказал и только кивнул, пытаясь сообразить, что же такое особенное напоминает ему эта якобы немецкая фамилия.
А Ликтор, выждав еще немного, продолжил свою речь:
– …И вот ты, значит, говоришь, что истина – Христос. Но ты лишь повторяешь Писание, ни на шаг не приближаясь к познанию. Глупо требовать от ликвидатора основательного знания теологии, ты уж не серчай. Да только ты идешь по стопам Фомы Кемпийского, призывавшего подражать Христу, тогда как для обычного смертного это заведомо бесполезное дело. И даже вредное, потому что вот он, такой подражатель: он постится, он истязает свою плоть, он денно и нощно молится, отгоняя от себя скверну; он проповедует, во всем себя ограничивает – и постепенно становится надменным, преисполняясь гордыней, которая есть тяжкий грех. Христос – не от мира сего, и к Нему не приблизиться, не будь на то Его воли. Ведь Он не только человек, но и Бог – единственный среди людей.
Протодьякон крякнул от негодования:
– По-твоему выходит, что подражание высокому – греховно? Да, мы бесконечно удалены от Господа, но человек, которого ты описал, всего лишь исполняет заповеди, божественные предписания. В чем же его грех? Ты призываешь пренебречь законом? Христос сказал, что пришел не нарушить закон, но исполнить его…
– Ой ли? – Ликтор склонил голову набок. – Так Он говорил, это верно. Но Он высказывал много вещей, в корне противоречащих друг другу. С одной стороны, возненавидь отца и мать и иди за Ним, а с другой – возлюби их, почитай их и опять же иди за Ним.
– Ты цитируешь апокрифическое Евангелие от Фомы, – возразил Челобитных.
Ликтор поднял брови:
– Ого! Я вижу, что ты более начитан, чем мне сперва показалось… Впрочем, это еще не значит, что ты не повторяешь услышанного, словно бездумный попугай.
– Ты не слишком любезен.
– Подражаю Христу… Он-то любезным не был… Ты говоришь о законе – но о котором? Христос имел в виду закон ветхозаветный.
– Хотя бы, – не отступал Челобитных. – Закон всегда один: не убий, не прелюбодействуй, не укради… Иисус углубил его, расширил, но не нарушил.
Хозяин расхохотался. Даже не расхохотался – заржал:
– Ничего себе – углубил! Ну, давай тогда обратимся к азам, коли не разумеешь. Вот тебе из Матфея, Нагорная проповедь: «Вы слышали, что сказано древним: „не убивай“; кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…» Тебя ничто не смущает?
– Смущает, – откликнулся протодьякон. – Но я уже сказал, что мы удалены от Него бесконечно. Это не значит, что мы не должны стремиться… В стремлении уже заложена добрая воля, что не может быть греховным.
– Да? Ты так считаешь? Ну, едем дальше: «Вы слышали, что сказано древним: „не прелюбодействуй“. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».
Ликтор замолчал и выжидающе уставился на ликвидатора.
Тот пожал плечами:
– Я догадываюсь, куда ты клонишь. И что из этого?
