Глава двадцать четвертая
ОТСТУПНИЧЕСТВО СВЯТОЙ ЭТЕЛЬБРУДЫ
С этими словами старик пошел прочь. Викарий последовал было за ним, словно хотел услышать от него что-то еще; но, уходя вверх по улице, бродяга так широко шагал, помогая себе тяжелым посохом и размахивая левой рукой, что даже полы его пальто надувались как паруса. Почти тотчас Анрелу стало ясно, что ему не устоять в чудовищной гонке. Едва осознав это, он сменил торопливую иноходь на бесцельный дрейф, который вновь привел его к кафедральному собору без всякого умысла с его стороны. И тут только ему пришло в голову, что пятичасовой поезд уже ушел. Правда, это не имело для викария большого значения, ибо у него все равно не было добрых новостей для Волдинга; чемодан он оставил на вокзале, да и не ждали его раньше следующего дня. Итак, он опять стоял у стен кафедрального собора и смотрел вверх на шеренгу ухмыляющихся фигур, которые рано или поздно поражают воображение человека. «Бедняга, – подумал викарий. – Они все мучают Перкина». И он подумал, что все-таки есть человек, готовый прийти ему на помощь, человек, которому эти вещи перевернули все мозги. У епископа ума палата, а что толку, если он не желает ни о чем думать? И у Хетли хватило бы знаний. Но Хетли ничего не слышал и ничего не услышит, если не кричать ему в ухо. А вот умный или неумный Перкин внимательно прислушивался к тому, о чем ни епископ, ни капеллан, ни Хетли не желали знать. Да, ему нужен Перкин. Надо будет еще раз повидаться с ним.
Таким образом, ища помощи в своем одиноком противостоянии, Анрел набрел на неожиданного союзника.
Забрав на вокзале чемодан и вспомнив о современных неудобствах в «Епископском посохе», викарий отправился на постоялый двор «Зеленый муж», где хозяйка любезно приняла его и сама проводила в отведенную ему комнату; ей показалось, что ему куда больше, чем днем, требуются забота и внимание. Ей было немного за сорок, может быть даже за сорок пять, и она позволила себе несколько минут потратить на доброе дело, после чего напрочь забыла о викарии, подобно тому как солнечный луч мимоходом золотит узкое окошко.
– Сегодня тепло, – сказала она, когда он сел за стол, на котором был накрыт ужин, и подошла, чтобы проверить, все ли подано, что он заказывал.
– Да, верно.
– Хороший день для сенокоса.
По викарию сразу было видно, что он из сельского прихода, вот она и подумала, будто он беспокоится из-за сенокоса. Ей даже в голову не могло прийти, какую боль она ему причинила. Даффин даже не начинал косить! Сколько викарий жил в Волдинге, такого еще не случалось. А другие? Неужели в Волдинге никто больше не будет косить?
– Да, – произнес викарий.
Хозяйка заметила, что ее замечание пришлось некстати, и задумалась над следующей фразой, но викарий опередил ее.
– Я встретил в городе очень интересного человека. Кажется, его зовут Перкин. Может быть, вам что-то известно о нем?
Ни о чем больше викарий не мог говорить. Он приехал в Сничестер за помощью, и Перкин оказался единственным человеком, у которого он мог ее получить. Однако, судя по выражению лица хозяйки, это имя было ей незнакомо.
– У него такая странная шляпа, – добавил викарий.
– А, сумасшедший Перкин. Кто ж его не знает? Он живет тут. Или в работном доме, у кого-то из горожан. Он не в себе.
– Да-да, – пробормотал викарий. – А мистера Хетли вы тоже знаете? Он, верно, не редкий гость в Сничестере?
– И мистера Хетли знаю. Очень умный джентльмен, очень умный.
– Да. Полагаю, что да. Говорят, и епископ тоже очень умный.
– О да, – подтвердила хозяйка. – У нас тут говорят, что такого умного епископа давно не было.
Викарию стало ясно, на чьей она стороне. К сожалению, какой бы доброй она ни была, не приходилось ждать от нее помощи, хотя помощь была нужна ему как никогда. Ужасно, когда даже доброго человека нельзя ни о чем попросить. Вот уж беда так беда. Оставался один Перкин: у него было желание помочь, и он знал, как помочь. Значит, надо ждать.
