— И чем он занимался раньше?
Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Эмма просто стояла и не двигалась, как статуя. Однако ее неподвижность говорила о том, что она не намерена ничего рассказывать.
Взгляд Эммы был по-прежнему устремлен на доки.
— Не физическим трудом, — ответила она. Девушка обернулась и посмотрела на него, спокойная и неподвижная. Однако ее глаза смотрели напряженно и с вызовом. Внезапно Эмма улыбнулась неожиданно теплой улыбкой.
— Я переживаю за отца, вот и все. Работа тяжелая, а он не молод.
— У меня сохранились в доках кое-какие знакомства. Я мог бы замолвить словечко. Узнать, нет ли у них работы полегче.
— И вы готовы это сделать?
— Возможно, у них ничего не будет, но я спрошу. — Однако у них было. Нед мог сделать так, чтобы было. — Если вы хотите.
Он догадался, о чем думала Эмма.
— Я не ставлю никаких условий, — пояснил он.
Глаза Эммы пытливо вглядывались в Неда. Она смотрела на него так, как не смотрела ни одна женщина до нее. Как будто могла разглядеть его насквозь, до самых потаенных уголков души, увидеть, что скрывалось в его сердце.
— Я бы очень хотела этого, — сказала она.
Нед кивнул.
Наступила пауза, а потом Эмма сказала:
— Мой отец образованный человек. Он прекрасно разбирается в математике и во всем, что связано с цифрами.
— Он получил хорошее образование?
Она кивнула:
— Хотя я не уверена, что это пригодится в доках.
— Представьте, может.
Они стояли и молча смотрели, как рабочие разгружают судно, хотя внимание каждого из них было приковано к другому.
— Чем бы вы ни зарабатывали на жизнь, Нед, и даже если вы участвуете в чем-то незаконном… но если вы в состоянии помочь моему отцу…
— Вы принимаете меня за разбойника… — Он поднял бровь. — Неужели я похож на разбойника?
Взгляд Эммы упал на его рубашку, а потом снова скользнул на лицо, затем задержался на брови со шрамом и, в конце концов, остановился на его глазах.
— Да, — просто ответила она.
— Из-за моей рубашки из Мейфэра.
— И из-за этой брови, — добавила Эмма.
— А что плохого в моей брови?
— Она придает вам совершенно разбойничий вид.
Эти слова заставили Неда улыбнуться.
Эмма тоже улыбнулась.
— Но если я разбойник?…
Она взглянула в сторону и едва заметно пожала плечами:
— Это не влияет на мое мнение о вас.
— И что же вы обо мне думаете, Эмма?
Она искоса посмотрела на него:
— Не будем открывать карты, Нед.
Он засмеялся.
— Мне надо идти. Придется оставить вас наедине с вашими размышлениями.
Они снова смотрели друг другу в глаза.
— Посидите со мной, — сказал Нед, впервые в жизни поддавшись внезапному порыву. Его глаза дерзко призывали Эмму согласиться.
Он увидел, как взгляд Эммы снова скользнул по его брови со шрамом, казалось лаская ее, и нарочно выгнул бровь с самым коварным видом.
Эмма улыбнулась.
— Хорошо, но только совсем недолго. — Она расправила юбку и села на скамейку.
Нед опустился рядом с ней.
Где-то рядом гудела пчела. Вверху на ветке пел черный дрозд.
Взгляд Эммы оторвался от доков и переместился на старинную фабрику. Потом скользнул по облупленной, выщербленной стене на дорогу с ошметками конского навоза.
— Зачем вы здесь? — спросила она.
— Я здесь вырос. Это напоминает мне о детстве.
— Суровые места.
— Не для слабонервных, — согласился Нед. — Дети здесь быстро взрослеют.
— Думаю, да.
На какое-то мгновение оба размышляли над сказанным. А потом забыли об этом, поддавшись мирной красоте утра и открывавшейся перед ними панораме.
— Красивый вид, — заметила Эмма, глядя на море поверх доков, в которых сновали рабочие.
Нед повернул к ней голову, недоумевая, не шутит ли она.
— Мужчины, занятые полезным делом, всегда выглядят красиво, — хрипло произнес он.
— Я не думала об этом, — с улыбкой ответила она. — Этот вид напомнил мне картины Каналетто. — Ее глаза снова обратились к старинной фабрике. — От некоторых его работ тоже веет величием старинных руин.
— Не знаю. Я никогда не видел картин Каналетто.
— Думаю, они бы вам понравились.
— Возможно.
Говоря эти слова, Эмма не отрывала глаз от полуразрушенного здания.
— Рухнувшие остатки былого величия. Слева на крыше гнездятся голуби. Мой отец называет их крылатыми крысами.
