Битва за хаос - страница 94

— он скатывается на более низкий уровень, его модели поведения и реакции становятся более примитивными. Здесь нет патологии, такая реакция скорее носит компенсационный характер, чтобы работать внутри системы нужно в какой-то степени стать ее частью, нужно адаптироваться к ней. Иначе она вас раздавит, а начнется всё с разрушения нервной системы. Регресс, в отличие от прогресса, не требует энергетических затрат, выводы формулируйте сами. Не забывайте только, что и энтропия может также возрастать без подобных затрат. В конце концов, чем занимаются преступники? Они делают то, что запрещает закон и за что этот закон предусматривает то или иное наказание. Но закон юридический, как мы знаем, носит относительный характер. Сегодня он один, а завтра — совсем другой, зачастую — прямо противоположный. Понятие «преступление» все же ассоциируется с чем-то постоянным во времени, с чем-то таким, что нельзя просто так «взять и отменить». Допустим, грабеж или разбой, даже если они совершаются против тех, у кого в представлении масс «очень много денег». А вот незаконная медицинская практика, вроде извлечения абортов или мануальной терапии, особого раздражения обычно не вызывает, а иногда и вообще может быть встречена с пониманием. Т. е. преступление реально всегда относительно, одно и то же действие может считаться тяжким преступлением, может считаться незначительным, а может и вообще не квалифицироваться как таковое. Все зависит от состояния общества. Отмените уголовную ответственность за грабежи. Да, многие начнут грабить, но грабеж будет всё равно расцениваться как преступление, хотя по закону он перестанет быть таковым. На грабителей будут смотреть как на преступников, хотя грабеж формально может считаться преступлением, а может и не считаться, в зависимости от субъекта действия. Известно и другое. В ранних законодательствах, наказания зависели от статуса субъекта против которого совершено преступления. Убийство раба каралось совсем не так как убийство князя, раб укравший монету мог ответить жизнью, а господин ворующий тысячи, мог вообще избежать ответственности и т. д., одним словом, закон был формально привязан к статусу, т. е. к силе. Сейчас перед законом формально равны все, но поскольку относительность понятия «преступления» еще никто не отменял, никакого абсолютного равенства перед законом быть не может. Это такая же абстракция, как и коммунизм. Равенство перед законом возможно в случае номинального статусного (интеллектуально-расово-биологического) равенства людей, а то что его не существует, вряд ли кто-то решится оспорить. Человек с более высоким финансовым статусом может с помощью денег обеспечить себе отличных адвокатов, поработать со свидетелями и присяжными и, при удачном раскладе, суд признает, что он ни в чем не виноват, пусть даже факт преступления реально имел место. Причем все эти действия будут совершенно законны! Но высокий финансовый статус далеко не всегда может совпадать с адекватным интеллектуально-биологическим статусом. Так что здесь сколько угодно комбинаций, а писаный закон никак не выглядит абсолютным мерилом, его действие всегда относительно. Возникает своевременный вопрос: «а можно ли нарушать закон»? Здесь нужно выдержать баланс между следующими краевыми условиями. Во-первых, мы должны помнить, что в оптимальном случае законно всё, когда ариец прав.[136] Во-вторых, соотнести естественное арийское право с осознанием факта силы государства, а сила государства (даже при доминировании недочеловеков в высших эшелонах) по отношению к отдельному индивиду — это возможность получения информации о деяниях этого индивида. Если арийское право соблюдено информационно безупречно, можно считать обеспеченной (и даже увеличенной!) степень свободы данного индивида.

Теперь, поскольку понятие «преступление», а следовательно и «преступник», не могут в современных условиях считаться абсолютными, не может быть никакого «абсолютного мента», как субъекта фундаментально противоположного преступнику. Неопределенность понятия преступления автоматически предполагает весьма сложную ситуацию, в которой оказывается и государство («демон») и карательные структуры (механические «швейцары демона»). С одной стороны, они требуют большей степени свободы действий или, как это называется, «расширения полномочий». С другой стороны, государство эти полномочия может расширять только до определенного уровня, если этот уровень будет превышен, менты выйдут из-под контроля и поставить их на место будет очень непросто, ведь зарплату (значительно превышающую официальную) они себе легко заработают и без помощи государства. В оптимальном варианте, карательные органы должны быть максимально последовательны в соблюдении закона (т. е. открывать или закрывать «дверь» только по команде «демона»). Показательно, что на воровском жаргоне «лишить свободы», а это могут сделать только менты, обозначается понятием «закрыть», а тюрьма называется «крытка». В реальной жизни, при абсолютной размытости понятия «преступления» и «закона», многие преступления окажутся в принципе нераскрываемыми, причем процент «глухарей» будет умножаться на предельно низкий профессионализм ментов. Вот и начинается то самое «превышение служебных полномочий», т. е. выход за рамки относительного закона. И очень часто этот выход оказывается единственным. Это — тупиковый путь и мы согласны с доводами ментов, утверждающих что такая система прежде всего калечит их самих. С одной стороны они вроде бы часть государства, но с другой — соприкасаются с «преступным миром». Вот и происходит взаимная диффузия и в «пограничном слое» (термин математический, но его свойства полностью экстраполируются и на человеческое сообщество) уже трудно становится понять, где кончается одно и начинается другое. Невозможно точно определить, сколько индивидов сидят по «крыткам», «зонам» и концлагерям «ни за что». Еще труднее определить процент тех, кто разгуливает на свободе, но кого можно было бы привлечь по уголовной статье хотя бы однажды. Опросы показывают, что практически каждый человек совершал в жизни поступок или поступки, попадающий хотя бы под одну статью УК. Вполне понятными становятся и принципы функционирования государства, где позиции карательных органов выходят за рамки необходимые для выполнения своих прямых функций: «был бы человек, а статья найдется» и «то, что вы до сих пор на свободе, не ваша заслуга, а наше упущение». В них-то как раз и выражена неопределенность соотношения «закон-преступление», ибо писаный юридический закон никаким законом на самом деле не является. Теперь мы зададим резонный вопрос: какое значение имеет всё вышесказанное к борьбе с преступностью. И ответим: никакого. Весь следственно-карательный аппарат занимается открытием дела попадающего под четыре пункта состава преступления и можно легко доказать, что полицейские структуры в принципе не способны победить преступность, да это и не их функция. Они — силовой механизм, они реагируют на совершенное преступление, открывая дело, проводя следствие, суд и исполняя приговор. Они, при самых идеальных раскладах, борются с преступностью, но ни в одном ментовском статуте вы не найдете фразы, что цель борьбы — победа. И это верно. Но преступление — это следствие, а следствие всегда по времени идет позже причины, поэтому никак не может на эту причину влиять. Можно посадить серийного убийцу на двести пятьдесят лет, заморозить его в рефрижераторе, распродать на органы или отдать на съедение хищникам, но его жертв не вернёшь. Можно заставить коррумпированного чиновника или завербованного агента крадущего ценнейшую научно-техническую информацию, до конца жизни день и ночь работать на заполярных ниобиево-вольфрамовых рудниках, но ущерба им нанесенного никак не покроешь. Это вам не кошелек с тремя рублями! Нет, обезвреживать преступников необходимо, кто ж с этим будет спорить, но оптимальным вариантом является не борьба со следствием, а борьба с причиной, т. е. с преступниками еще не совершившими преступлений. Сложно ли это? На первых порах — да. Но вряд ли это сложнее чем содержать гигантский неэффективный коррумпированный полицейский аппарат, тюрьмы и зоны, тем более что и первое и второе и третье, ну никак не способствует её снижению. Да, карательные органы сдерживают рост преступности, но одновременно через сеть вышеупомянутых заведений они и поддерживают ее существование. Но это ли нам нужно?