Теперь объясним это всё на расовом уровне. Вообще, расовое противостояние тоже можно рассматривать как игру. Ведь что такое любая игра? Игра— это последовательность ваших действий и ответов на ваши действия противника. То, что мы привыкли считать традиционными играми, например шахматы, карты, домино, футбол или кулачный бой стенка на стенку, ведётся по установленным правилам, за которыми следит судья или сами игроки. Нарушение их ведет к конфликту, хотя часто позволяет победить. Известно ведь множество случаев, когда решающие матчи выигрывались из-за того, что игрок забивал гол подыгрывая себе рукой, а судья этого не замечал или делал вид что не замечал. Про шулерские приемы в картах я вообще молчу. И так далее, практически по всем играм. Т. е. если вы играете строго по правилам, а ваш противник без правил, он может победить и с чисто научной точки зрения в этом нет ничего аморального, выйдя из рамок «правил» он повышает свое разнообразие относительно вас, даже будучи игроком гораздо более худшим чем вы. Нет, мы не призываем играть в спортивные или логические игры без правил, их смысл-то как раз и состоит в том, чтобы победить по правилам. Но расовое противостояние — это игра где нужно просто победить. Как угодно. Любыми способами. По правилам или без правил. Ибо шанса отыграться не будет. Поэтому тот, кто ограничивает себя правилами, принципиально обречен на поражение. Отсюда вывод: о правилах и морали в расовом противостоянии можно забыть. И то и другое может работать только для внутренних потребностей арийской системы, опять-таки, если это нужно. А. Тарас в своей книге «Боевая Машина» пишет: «… жизнь в нашем несовершенном мире далеко не игра и не спорт. В ней по-прежнему плохо соблюдают все правила за исключением одного: кто-то обязательно становится жертвой. Для меня важно чтобы после схватки на земле оставались лежать другие, но не я… Для того чтобы выжить хороши любые средства, любые приемы, любые хитрости. Меньше всего имеет значения красиво вы действуете в бою или коряво, работаете «по школе» или каким-то диким способом, ведете себя по-рыцарски или «подло». Важен только результат и его цена. Все остальное—пустая болтовня. Исходя из этого можно дать определение: Самозащита—это использование человеком любых приемов и действий помогающих ему сохранить свои права, имущество, здоровье и жизнь в ситуациях реального, а не условного нападения». В заключении он отмечает, что противостояния прикладного, а не спортивного характера (а мы рассматриваем именно такой случай) «… правил не признают, на традиции тоже не склонны обращать внимание, там главное — эффективность…»[222]
Победителей не судят, наоборот судят победители. Нюрнберг состоялся только потому, что Гитлер проиграл. А если бы выиграл? Кто бы назвал его преступником? Кто бы обвинил лидеров Третьего Рейха в «преступлениях против человечества»? Наоборот, на «черную скамью подсудимых» сели бы Сталин со своими «членами Политбюро» и Черчилль с компанией. И в преступники бы записали их. И «доказуху» бы предъявили — благо было что: и Катынь, и Дрезден, и Гамбург, и безумные запасы вооружений захваченные в июне 41-го у границ СССР. Туда, а не во всякие «аушвицы» и прочие «бухенвальды» водили бы туристов. Это еще раз показывает, что юридический закон — всего лишь отражение статуса-кво и ничего более. Что с его позиций нет преступников и преступлений, но есть победители и побежденные, сильные и слабые.
В первой части мы уже говорили о том, какую негативную роль в жизни арийской расы играет т. н. «закон». По сути он — камень привязанный к ее ногам, резко снижающий степень свободы, а значит — степень разнообразия. Он понижает статус сильных и повышает статус слабых, вот мы и имеем в финале процесса триумф недочеловеков. Но белые недочеловеки — это наша внутренняя энтропия, о ней мы еще будем говорить, сейчас же мы остановимся на цветных.
Цветной, попадая в белый социум, совсем не теряется как элемент своей системы. Он, если и вынужден соблюдать законы написанные белыми, то только пока они могут гарантировать его безопасность, иными словами, пока его разнообразие меньше чем разнообразие внешней белой среды. Когда цветных становится сколь либо заметное количество, они образуют внутреннюю подсистему, стремясь подняться в статусе путем адаптации белой среды, ибо стать такими как белые они принципиально не могут. Я не раз наблюдал системы, состоящие из одного цветного и множества белых и могу констатировать, что поведение цветного было образцовым. Но когда цветных становилось хотя бы несколько (трое-четверо против 20–30 белых) положение резко менялось. Теперь уже они стремились адаптировать белых под себя. Получалось это или нет — не важно. Главное — стремление.
