Прислонившись пылающим лбом к холоду стекла, эльф вновь попытался ответить на неразрешимые загадки. Перебрав в уме все мыслимые и немыслимые комбинации, он наконец был вынужден отказаться от своей безуспешной попытки. "Неужели все-таки Леон?"- мелькнула у него в голове давнишняя мысль, но он поспешил отмахнуться от нее, как от надоедливой мухи.
Отвратительном было и то, что ему начинали нравиться его противники. Даже Эрик не вызывал у него приступа бешеной ненависти, от которой темнело в глазах и сводило живот. Про Леона же и Дриану и говорить нечего. К отпрыску императора у него вообще не существовало никаких претензий, кроме чрезмерного сходства его с отцом, в котором бедняга не был виноват. А так Леон даже восхищал Ардалиона своей способностью не терять чувства юмора и присутствия духа в любой ситуации. Что же касается Дрианы, эльф закрыл глаза и покачал головой, это особая история. До сих пор он не может отделаться от чувства вины по отношению к атлантке. Да и чужаки, по-видимому, не испытывали к эльфам особой нелюбви. Иначе как объяснить тот факт, что никто из них не сделал ни малейшей попытки убить кого-нибудь. Они просто защищались, но не нападали, и это при том, что и Эрик, и Леон считаются непревзойденными мастерами боя. И Дриана, по всей видимости, получила от них пару уроков по технике владения клинком, а она всегда была прилежной ученицей. От стиля Огия в ее манере держания оружия не осталось и намека. Ардалион усмехнулся и прищелкнул языком. Девчонка выросла с их последней встречи и превратилась в пленительную девушку. Наконец-то разгладились скорбные складки вокруг ее рта, а глаза утратили свой непримиримый яростный блеск, который заменился на веселое озорство. Похоже, общение с Леоном пошло ей на пользу.
Ардалион крепко зажмурился и наконец решился открыть глаза, невидяще уставившись через стекло в глубь двора. На улице царил яркий безжалостный полдень. Прямые лучи стоявшего в зените солнца заливали раскаленным золотом жара обезлюдевшую деревню. На улице не было ни души, только какой-то взъерошенный воробьишка купался в горячей пушистой пыли, предвещая скорую грозу. Эльф передернул плечами. Он не любил это время дня, ближе его сердцу были синие волны утренних и вечерних сумерек, когда во всей природе властвует некая недосказанность, вечное очарование тайны. "Хорошо, что я дал своим людям отдых, – внезапно подумал Ардалион, – Нам необходимо набраться сил, кто знает, когда судьбе будет угодно дать нам еще передышку".
– Мой повелитель, – раздался позади его сочащийся медом подобострастный голос.
– Ажей, – не оборачиваясь полуутвердительно поинтересовался следопыт и, не дождавшись ответа, продолжил, – Почему ты не отдыхаешь, мой мальчик?
– Я не устал, сударь, – после продолжительной паузы голос приблизился, неся с собой скрип рассохшихся половиц, – Я пришел с предложением.
Ардалион устало повернулся лицом к комнате и от неожиданности увиденного стукнулся затылком об оконную раму. Ажей стоял перед ним в полном боевом облачении с арбалетом наперевес, в его голубых глазах метался огонь ненависти и пожара войны, которую он объявил Дриане.
– Ты собираешься убить меня? – пошутил эльф, пытаясь сгладить неприятный осадок, появившийся в его груди от нацеленной в сердце стрелы. Ажей, поняв полупрозрачный намек начальника, вспыхнул как маков цвет и чуть было не бросил арбалет, ставший причиной такого подозрения.
– Нет, – сказал он хрипловатым от волнения голосом и, кашлянув, продолжил уже более твердо, – Нет, что вы… Я… я хочу предложить вам отправиться со мной вместе в одно местечко неподалеку от деревни.
– Ты намереваешься собрать там всех жителей деревни и запытать их до смерти за то, что они не легли костьми под копыта лошадей чужаков? – криво улыбнулся Ардалион.
– У меня была такая идея, – сухо, не оценив шутки, ответил Ажей, – Но я подумал…
– Правильно подумал, – перебил его Ардалион, не ожидая продолжения фразы, – Так что ты задумал?
– Позвольте, мой господин, – и юноша, подойдя к столу и сдвинув в сторону тарелки с нетронутым обедом, при виде которого к горлу Ардалиона подкатывал комок тошноты, разложил на рассохшийся древесине карту, всю покрытую какими-то странными значками.