Да и всякий врач, если только он не вольнодумец (атеист), полагающийся на одно свое искусство, должен с помощью пекущегося о нас святого промысла приниматься пользовать больного, в особенности страдающего жестокою, опасною болезнию. Но обратимся к нашей повести.
Помощью искусных средств, употребленных Бразином, чрез несколько минут Победоносцев пришел в чувство, открыл черные большие глаза спои, окинул быстрым взором все его окружающее и с крайним удивлением тихо воскликнул:
— О Боже, где я теперь нахожусь?
Селима, затрепетавшая от радости, знав несколько наш язык, скромно отвечала:
— У твоих друзей, пекущихся о спасении твоей жизни.
Нежный, хотя и неправильный выговор юной Селимы заставил раненого обратить на нее свои взоры, и Победоносцев, пораженный красотою кабардинской княжны, почувствовал внезапно пламень в груди своей, сердце его забилось сильнее обыкновенного, и яркий румянец покрыл его щеки.
— Где я? — спросил он снова, — и кто ты, которая являешься ко мне и называешь себя моим другом?
Я Селима, дочь кабардинского князя Узбека, — кротко н простодушно отвечала юная княжна. — Ты, раненный, попался к нему в плен, по, видя твое неимоверное мужество, он спас твою драгоценную жизнь, доставил тебя чрез своих людей к нам, приказал исцелить твои раны, содержать как сына и (краснеет)… мне именно поручил смотреть за тобою с этим врачом Бразином.
Победоносцев, развлеченный различными чувствами, сказал тихо:
— В плену у кабардинцев… следовательно, рука моя, носящая булатный меч, мне изменила! (Смотрит на правую свою руку, хочет ее поднять, но она ему отказывает). А, теперь я знаю, почему я здесь нахожусь! Итак, я разлучен и может быть навеки — с моими родителями… Соотечественниками… С товарищами… И, что важнее для меня, с славою, которая украсит лавровыми венками главы их; а я, несчастный пленник, — в это время буду влачить здесь оковы неволи!.. О, это ужасно!.. (Стирает левою рукою выкатившиеся из глаз его слезы).
Селима (нежно и с состраданием). Христианин! Разве герои плачут? Не стыдно ли это!.. Ведь я тебе уже сказала, что ты у друзей своих. Разве ты мне не веришь?
Победоносцев (растроганный). Верю, от всего сердца моего верю тебе, прелестнейшая княжна; но русскому такому воину, как я, весьма горько быть в неволе в то время, как мои соотечественники проливают кровь свою за царя и отечество!
Надобно знать читателям, что в разговоре сих новрождающихся любовников, где требовалась осторожность, они говорили по-русски, а в другом случае по-черкесски. И потому, в течение сей повести, не надобно сомневаться, если они будут вольно при посторонних между собою изъясняться: это значит то, что они говорят по-русски; если же разговор открытый, то по-черкесски.
Селима. Да ведь ты уже и так много пролил ее для них: у тебя пять глубоких ран, и двадцать моих самых храбрых соотечественников, сраженных твоей рукой и лишившихся жизни, достаточны засвидетельствовать твою храбрость и покрыть славой геройское чело твое.
Победоносцев (приметно слабея от напряжения сил в разговоре с княжною, тихим голосом). Благодарю тебя, прекраснейшая княжна, за доброе твое обо мне мнение! Ты оживляешь мою душу.
Бразин (к Селиме, на своем языке). Ради Аллаха, замолчите, светлейшая княжна! Ваш разговор ввергнет этого прекрасного и чувствительного воина в опаснейшее положение. Посмотрите, как он приметно слабеет от напряжения сил. Это очень невыгодно для его жестоких ран, кои имеют теперь воспаление и могут еще навлечь опаснейшую болезнь ему, и тогда смерть его неизбежна: а всему этому виною будете вы, княжна, а не копья и стрелы наши. Удалитесь на часок отсюда, пока он укрепится от лекарств моих, которые я ему сейчас дам принять; а то они уже не спасут его.
Селима (бледная, трепещущим голосом, на своем же языке). О, Аллах! Итак, я погубила сего храброго и прекрасного гоношу?.. О! тогда я не прощу себе… я знаю, как заплатить за сию мою неосторожность! Хорошо! Я повинуюсь тебе, Бразин, — и хотя с горестью, но оставляю вас наедине с ним; но только умоляю тебя Аллахом, спаси этого героя, и благодарная Селима не пощадит для тебя злата. (
