Встал, подбоченился, да быстро зашагал через скамьи на нос ладьи и о чем-то перемолвился с Курей, да Данилой, что там стояли, чистили оружье. После чего, Данила пробрался обратно на корму и шепнул словечко Христичу. А тот, не долго думая, заложил такой вираж, что ладья и впрямь пошла на таран купеческого суденышка. Тот неизвестный караван тоже был на трех ладьях, да поменьше они телом были, чем военные челны черниговцев.
– Куда правишь, дура! Глазы повылазили! – заорал изо всех сил купеческий рулевой, но сам бросил ладью влево, чтобы столкновения избежать. По всему видно было, что ладья шла груженая товаром. Жалко купцам было ее на дно пускать.
А до левого берега Днепра, на котором виднелась песчаная отмель, было уже недалече. Вторая ладья черниговских воинов, привыкшая следовать за Христичем как за ведущим, словно крейсер за флагманским броненосцем, повторила маневр, стеснив с пути своего вторую купеческую ладью. А за ней и третья также поступила. Получилось как по военно-морской науке позднего парусного времени: эскадра свершила поворот «все вдруг». Не успел Григорий и глазом моргнуть, как весь караван купеческий был повернут к берегу и загнан в небольшой заливчик. А передняя ладья даже выскочила на песчаную отмель. Ладьи черниговцев надежно заблокировали весь фарватер, и дальнейшее продвижение купцов по реке сделалось невозможным без вооруженных разборок.
Купцы не на шутку переполошились и схватились за оружие. Но, сразу было видно, что караван идет без мощной охраны. То ли купцы считали эти воды своими и безопасными, имея на то все основания, то ли охрана еще не подоспела и должна была подсесть в пути, в диких землях. Но Григорий успел насчитать всего не более десятка мужиков купеческого вида в первой ладье и дюжину во второй. Сила была явно на стороне черниговцев, и они это понимали. Купцы, похоже, это тоже понимали, хоть и ярились.
– Вы что творите, ироды? – закричали с головной ладьи. Кричал здоровый бородатый мужик в красной шапке, отороченной мехом, – Крови нашей захотели, разбойники!
– Кто такие? – вместо ответа поинтересовался Путята, переводя разговор в деловое русло.
– Мы купцы Переяславские, идем к русскому морю, чтоб с греками торговать. Меня Артемий зовут. А это Нестор и Вакула, известные купцы в нашей стороне. На ладьях наши дружки, да работные холопы. А вы кто и чего надобно от нас? Где ж это видано, на своей земле купцам проходу не давать. Да мы почитай всех местных разбойников наперечет знаем, а вас что-то раньше не видали.
– А мы и не разбойники, – успокоил купцов воевода черниговский.
– Сами то мы не местные, – вдруг, неожиданно для себя, вставил слово будущий купец Забубенный.
Переяславские загомонили меж собою.
– А откель будете и чего в наших местах промышляете?
– Откель, про то вам знать не надобно, – коротко ответил Путята, смерив взглядом инициативного купца, у которого мгновенно пропал дар речи, – мы хотим товар ваш на время к себе забрать, чтоб послужил он для хорошего дела. Общего.
– Чего? – купцы опешили, – Забрать товар? Да это ж наш товар, сами его год запасали, чтобы на торговлю выехать. Ограбить нас хотите? По миру пустить. Значит разбойники вы, истинно, хотя и видом на ратников больше походите.
Возникла заминка. Тем временем, в голове у Забубенного вступили в противоречие две мысли. Одна ранняя, о возможности спокойной торговли даже во время войны, а другая свежая, относительно того, что разворачивалось у него прямо на глазах. Он не вынес сего парадокса и легонько дернул за руку черниговского воеводу.
– Герр Путята, как же так получается. Купцы-то ведь свои, русские. А ты же сам только что рассказывал, уважаемый, что купцов никто не грабит, а тем более, русский русского. Уговор же есть.
Воевода с непониманием воззрился на горе-купца и стал растолковывать ему как малому ребенку местную философию.
– Уговор-то есть, но он больше про Дикое Поле уговорен, а если жизнь заставит, то и русский русского ограбит и еще как. Для дела можно. Да и какие это свои: они, – переяславцы, а мы, – черниговцы. Князья у нас хоть и дружные, но разные. Случись что, – глаза друг другу повыколят. Так мы на Руси и дружим. А для меня, – мой князь голова. Если что, он с меня спросит, почему дело не сделал. А что мы по дороге купцов переяславских потрясли для пользы дела, так он только рассмеется, да чарку поднесет. А может и товар им вернет из казны. Так что, смотри и на ус мотай.
