* * *
А если уж речь о цеплянии, то к списку злосчастий с его машиной добавился и еще один пункт — сцепление. Когда он включал первую передачу, собираясь тронуться, раздался неприятный вой и скрежет. Однако машина вела себя не так уж и плохо (исключая дворники, которые снова стало заедать). Она ведь только что довезла его на север и обратно и даже не пикнула. Но это, напротив, беспокоило Ребуса еще сильнее. Ремиссия неизлечимого больного, последний проблеск жизни, после которого — только подключение к системам искусственного жизнеобеспечения.
Пожалуй, в следующий раз он поедет автобусом. В конечном счете Крис Кемп жил всего в четверти часа езды от Грейт-Лондон-роуд. Женщина в справочном раздраженным голосом в один миг сообщила ему адрес. А спросил он об адресе, когда ему сказали, что у Кемпа сегодня выходной. Она для начала дала ему домашний телефон журналиста, а Ребус, увидев три первые цифры, обозначавшие территориальный код, спросил адрес.
— Вы с таким же успехом могли посмотреть в адресной книге, — сказал она, прежде чем отключиться.
— И вам спасибо, — проговорил он в онемевшую трубку.
Квартира оказалась на втором этаже. Он нажал на кнопку домофона, постоял в ожидании. Ожидание затягивалось. Нужно было сначала позвонить, Джон. Потом щелкнуло. А после щелчка:
— Да?
Голос был сонный. Ребус посмотрел на часы. Без четверти два.
— Я что, тебя разбудил? Крис, извини, бога ради.
— Кто это?
— Джон Ребус. Надевай брюки, я принес пинту и пирог.
Стон.
— Который час?
— Почти два.
— Боже… Ни слова про алкоголь. Мне нужен кофе. На углу магазин — принесите немного молока, а я пока поставлю воду.
— Я мигом.
Домофон щелкнул и замолчал. Ребус вернулся с молоком и снова нажал на кнопку домофона. С другой стороны раздалось громкое жужжание, и он, толкнув дверь, вошел на тускло освещенную лестницу. Добравшись до третьего этажа, он дышал как паровоз и тут вспомнил, почему любит жить в подвале у Пейшенс. Дверь в квартиру Кемпа была приоткрыта. Под именем Кемпа к двери клейкой лентой была приклеена карточка с еще одним именем: «В. Кристи». Наверно, подружка, подумал Ребус. У стены в коридоре стояло велосипедное колесо без покрышки. Тут же были книги — десятки книг в неустойчивых высоких стопках. Он прошел мимо них на цыпочках.
— Молочник пришел! — крикнул он.
— Проходите.
Гостиная была в конце коридора — большая комната, где почти не осталось свободного места. Кемп, одетый в несвежую футболку и еще более несвежие джинсы, провел пятерней по волосам.
— Доброе утро, инспектор. Вовремя вы. В три часа мне нужно встретиться кое с кем.
— Намек понял. Вот, ехал мимо и…
Кемп смерил его недоверчивым взглядом, потом принялся отмывать кромки двух кружек, что потребовало немалых усилий. Комната служила и гостиной, и кухней. В камин была встроена старая кухонная плита, которая теперь использовалась как выставочный столик для растений в горшках и декоративных шкатулок. Плита, на которой готовили, — заляпанная жиром электрическая штуковина, — стояла рядом с мойкой. На обеденном столе — процессор, пачки бумаги, папки. Рядом со столом — зеленый металлический шкаф-картотека высотой в четыре ящика, один из которых — внизу, с новыми папками — открыт. Все свободное место на полу завалено кипами журналов и газет, но нашлось место и для дивана, одного кресла, телевизора, видео— и стереоаппаратуры.
— Уютненько, — сказал Ребус.
Он и в самом деле так думал. Но Кемп посмотрел на него и скорчил гримасу.
— Я сегодня должен навести тут порядок.
— Удачи.
Кемп положил кофе в кружки, потом плеснул молока. Чайник закипел и выключился, Кемп разлил кипяток.
— Сахару?
— Нет, спасибо. — Ребус устроился на подлокотнике дивана, словно говоря: не волнуйся, долго я тебя не задержу. Он взял кружку, кивком поблагодарив Кемпа, а тот упал в кресло и глотнул кофе. Лицо у него сморщилось — кофе был горячий.
— Господи, — выдохнул он.
— Нелегкая ночь?
— Нелегкая неделя.
Ребус побрел в направлении обеденного стола.
— Алкоголь — жуткая вещь.
— Может, и жуткая, но я говорил о работе.
— Вот как? Извини. — Он отвернулся от стола и направился к раковине… к плите… остановился у холодильника. Кемп оставил картонку с молоком на холодильнике, рядом с чайником. — Я бы его убрал, — сказал он, поднимая картонку. Он открыл дверцу. — Смотри-ка, у тебя там уже есть молоко. И вроде свежее, а? Можно было мне и не ходить в магазин.