Битая карта - страница 41

У Джека никого не было дома. Или он не отвечал на звонки. Или отключил телефон. Или…

— Алло?

Ребус посмотрел на часы. Четверть восьмого.

— Мисс Грейг? — сказал он. — Это инспектор Ребус. Он что — все вас эксплуатирует? Не отпускает домой?

— Вы, похоже, и сами припозднились, инспектор. Который теперь час?

В ее голосе слышалось нетерпение. Возможно, Эркарт предупредил ее: никаких дружеских бесед. Возможно, узнал, что это она дала Ребусу адрес «Гнезда глухаря»…

— Мне нужно поговорить с мистером Джеком, если можно.

— К сожалению, нельзя. — Испуга в ее голосе не слышалось. А если что и слышалось, то самодовольство. — Он сегодня выступает на собрании.

— А-а. А как прошла утренняя встреча?

— Встреча?

— Мне казалось, у него встреча с избирателями?..

— Ах, вот вы о чем. По-моему, все прошло прекрасно.

— Значит, он сохранит свое место в палате?

Она изобразила смешок.

— В Северном и Южном Эске народ еще не сошел с ума — такими людьми не бросаются.

— Тем не менее у него, вероятно, гора с плеч упала.

— Не знаю. Во второй половине дня он играл в гольф.

— Как мило.

— По-моему, член парламента может себе позволить отдохнуть раз в неделю, вы так не считаете, инспектор?

— О да, безусловно. Именно это я и имел в виду. — Ребус помолчал. Вообще-то, ему и сказать было нечего. Он просто надеялся, что если Хелен Грейг будет говорить и дальше, то скажет ему что-нибудь; что-нибудь такое, чего он не знает… — Да, — сказал он, — что касается этих телефонных звонков…

— Каких звонков?

— Звонков мистеру Джеку. Анонимных.

— Я не знаю, о чем вы. Извините, мне пора. Мама ждет меня дома без четверти восемь.

— Я вас ни в коем случае не задерживаю, мисс…

Она уже повесила трубку.

Гольф? Сегодня? Это нужно быть большим любителем, чтобы играть сегодня в гольф. Дождь не прекращался с полудня. Он посмотрел вниз через невымытое окно. Дождь прекратился, но улицы сверкали влагой. Квартира вдруг показалась ему какой-то особенно пустой и холодной. Ребус снял трубку и набрал еще один номер — Пейшенс Эйткен. Чтобы сказать, что едет. Она спросила, где он.

— Дома.

— Вот как? Хочешь забрать что-то из вещей?

— Да.

— Хорошо бы ты привез еще один костюм, если он у тебя есть.

— Ладно.

— И захвати что-нибудь из твоих драгоценных книг, потому что мой литературный вкус тебя, кажется, не устраивает.

— Романтические истории — не мой конек, Пейшенс.

Хоть в литературе, хоть в жизни. Его «драгоценные книги» были разбросаны по всему полу. Он поднял одну, попытался вспомнить, когда ее купил, но не смог.

— Джон, вези что хочешь и сколько хочешь. Ты же знаешь, у нас тут места хватит.

У нас. У нас места хватит.

— Хорошо, Пейшенс. До скорого.

Вздохнув, он положил трубку и оглянулся. Сколько лет прошло, а на полках до сих пор зияют дыры в тех местах, откуда его бывшая жена Рона сняла свои вещи. На кухне тоже пустоты — на месте сушильной машины, на месте посудомойки. На стенах, где раньше висели ее постеры и картинки, остались темные прямоугольники. Когда он в последний раз делал здесь ремонт? В 81-м или 82-м? Ну и ладно, квартира выглядит не так уж плохо… Кого он обманывает? Квартира у него выглядит, как приют бездомного бродяжки.

«Чего ты добился в жизни, Джон Ребус?» И он ответил себе: немногого. Грегор Джек был моложе его и успешнее. Барни Байерс был моложе и успешнее. Знал ли он кого-нибудь, кто был бы старше и менее успешным? Ни единой души, если не считать нищих — тех самых, в обществе которых он провел сегодня несколько часов. Провел безрезультатно, однако ушел от них с беспокойным ощущением какого-то внутреннего сродства…

О чем он тогда подумал? «Так вот незаметно и превращаешься в старого пердуна». Но жалость к себе — это не выход. Выход — это переезд к Пейшенс… Так отчего же он все тянет? Почему переезд представляется ему очередной западней?

Он откинулся затылком на подголовник. Ну и что мне выбрать: и так хорошо, и эдак неплохо? Он долго сидел так, глядя в потолок. Стемнело, опустился туман, от Северного моря нанесло мглу, и в этой мгле Эдинбург словно переместился назад во времени. Ему уже представлялись шайки моряков-вербовщиков на улицах Лита, слышался цокот копыт по булыжным мостовым и крики «Берегись!»