– Ну, вообще-то Катберт.
– Да! Да! Кот-обут!
Буйный новгородец с плеском нырнул в толпу и быстро поплыл к Катберту. Добравшись до него, он замер, восторженно разглядывая его, а потом молнией нагнулся и расцеловал застигнутого врасплох юношу в обе щеки.
– Дорогой вы мой! Я видел, как вы победили в чемпионате Франции. Блеск! Шик! Класс! Так всем и передать! Позвольте мне, всего лишь восемнадцатому в Новгороде, сделать вам низкий поклон.
И он снова расцеловал Катберта. Затем, распихав кучку интеллектуалов, он пододвинул к нему стул и сел.
– Вы великий человек, – заявил он.
– Ну что вы… – скромно ответил Катберт.
– Да! Великий! Самый! Очень! Вы попадали в лунку отовсюду.
– Ну, это пустяки…
Владимир Брусилов пододвинулся ближе.
– Я вам сейчас расскажу смешно. Мы в Нижнем играли как-то в паре против Ленина с Троцким. Мяч в двух дюймах от лунки, бить Троцкому. Но когда он замахнулся, кто-то из толпы попытался застрелить Ленина из револьвера – это у нас народная забава: стрелять в Ленина из револьверов – и от выстрела мяч улетает на пять ярдов от лунки. Настал черед Ленина – но он напуган, сами понимаете – и он тоже мажет. После чего мы забиваем мяч, выигрываем партию и получаем триста девяноста шесть тысяч рублей, или, по-вашему, пятнадцать шиллингов. Вот это была игра! А вот еще одно смешно…
Комната постепенно заполнилась приглушенными голосами: не желая признать, что они так же не вписываются в это воссоединение двух родственных душ, как бродячие кошки в собачью выставку, интеллектуалы Зеленых Холмов пытались чем-нибудь себя развлечь. Время от времени они вздрагивали от раскатов писательского хохота. Может, от радости Брусилова им хоть чуть-чуть было легче.
Что до Аделины – то как мне описать ее чувства? Она была в полной растерянности. На ее глазах камень, отвергнутый строителями, сделался главой угла; темная лошадка на круг обскакала фаворита скачек. Нежность к Катберту Бэнксу заполнила ее сердце. Она поняла, что кругом не права. Катберт, к которому она всегда относилась со снисходительным покровительством, оказался на деле героем, достойным поклонения. Глубокий вздох сотряс воздушную фигуру.
Через полчаса Владимир и Катберт собрались уходить.
– До свидания, миссис Самотрест, – сказал светило. – Спасибо за отменный прием. Я с другом Кот-обутом пойдем сыграем партию. Вы одолжите мне клюшки, друг Кот-обут?
– Какие пожелаете.
– Я обычно играю нибликом. До свидания, миссис Самотрест.
На пути к двери Катберт почувствовал легкое прикосновение руки. Аделина нежно заглядывала ему в глаза.
– Можно и мне с вами? – спросила она.
У Катберта перехватило дыхание.
– Да я, – дрожащим голосом сказал он, – готов всю жизнь прошагать с вами рядом.
Их глаза встретились.
– Думаю, – мягко прошептала она, – это можно устроить.
Как видите, гольф может стать сильнейшим подспорьем в борьбе за существование. Рэймонд Парслоу Дивайн был никудышный игрок. Он тотчас покинул Зеленые Холмы и сейчас сидит небось где-то в Калифорнии и пишет сценарии для тамошних киношников. Аделина теперь миссис Бэнкс, и Катберту стоило немалых усилий отговорить ее от того, чтобы назвать их первенца Эйбом Митчеллом Мэши Бэнксом, ибо она теперь такая же страстная поклонница великой игры, как и ее муж. Все их знакомые говорят, что союз их настолько крепок, настолько…
Старик не договорил. Юноша сорвался с места и стремглав выбежал в дверь. Было слышно, как он громко требует обратно клюшки.
© Перевод. С. Никонов, 2012.
Молодой человек в курительной гольф-клуба со страдальческим видом набивал трубку.
– Вот уж кто сидит у меня в самых печенках, – взорвался вдруг он, прервав тишину, стоявшую уже несколько минут, – всякие крючкотворы-законники. Да их и близко к полю подпускать нельзя!
Старейшина задумчиво оторвался от чашки чая и пирога с тмином и приподнял седые брови.
– Юриспруденция, – изрек он, – уважаемая профессия. Зачем же лишать ее представителей удовольствия от благороднейшей из игр?
– Юристы здесь ни при чем, – ответил молодой человек, немного смягчившись под благотворным действием табака. – Я говорю о типах, готовых променять свою лучшую клюшку на свод правил. Есть такие зануды. Только выиграешь лунку, а они тут как тут – откапывают Правило восемьсот пятьдесят три, раздел два, параграф четыре и засчитывают тебе поражение за плохо остриженные ногти! Вот, я сегодня, – в голосе молодого человека зазвенели жалобные нотки, – играл самый обыкновенный дружеский матч с Хемингуэем, знаете такого? И на кону-то стоял всего-навсего мяч для гольфа. Так на седьмой лунке этот умник заявил, что лунка его, поскольку я, видите ли, уронил ниблик в бункер. Ну не кровопийца?
