Прочтите сами это письмо и, когда уляжется в вас чувство оскорбленной, раздутой гордости, которое вызовет в вас это мое письмо, подумайте, сердцем подумайте (les grandes et les bonnes pensees viennent du coeur)3 и сделайте то, что вам подскажет это ваше доброе сердце. Прогоните от себя этого злого и бездушного старика Победоносцева, который компрометирует вас и перед русским народом, и перед Европой, и перед историей, велите пересмотреть и уничтожить нелепые, противоестественные и позорные законы о гонениях за веру, которых нет ни в каких государствах и которые позорят тех, кто их поддерживает, прекратите всякие гонения за веру и верните всех сосланных, заключенных за то, что они исповедуют ту веру, которую даже не исповедуют ваши советчики, а только считают, что надобно исповедовать.
Вы обязаны это сделать, потому что вы знаете, что гонение за веру дурно, и знаете, что десятки тысяч людей вашим именем подвергаются за веру страданиям, и знаете, что можете прекратить этот порядок вещей. Если же вы не сделаете этого, вы не можете не чувствовать себя виноватым, не можете спокойно отдаться никакому простому и доброму человеческому чувству: ни любви к семье, ни к людям, не можете спокойно пользоваться никакой радостью, не можете молиться (Мф. V, 23, .24):
"...Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой".
Если я не ошибся в вас... (не скопированы три линейки)... тяжело, но потом особенно радостно.
Простите меня, если что не так написал. Помоги вам Бог сделать то, что Ему угодно".
Версия эта была исправлена, смягчена и отправлена; к сожалению, после исправления письмо это потеряло значительную часть своей силы и остроты. 15 декабря он добавляет следующее в своем дневнике:
"Событие то, что Давыдов одобрил письмо государю и взялся послать его. Стараюсь устранить в своем сознании себя от этого дела - только, чтобы была забота о деле".
Далее он излагает мысли, так редко встречающиеся в его дневнике, о своих сочинениях и их судьбе. Тем ценнее становятся они:
"Прошел мимо лавчонки книг и вижу - "Крейцерова соната". Вспомнил: и "Крейцерову сонату", и "Власть тьмы", и даже "Воскресение" - я писал без всякой думы о проповеди людям, о пользе и, между тем, это, особенно "Крейцерова соната", много принесло пользы. Не то ли и с "Трупом"?
Думаю о том, что Шопенгауэра "Parerga и Paralipomenon" гораздо сильнее его систематического изложения. Мне не надо (да и некогда), главное, не надо писать систему. Из того, что я здесь записываю, выяснится мой взгляд на мир, и если он нужен кому, то им и воспользуются".
Кроме указанного уже произведения "Рабство древнее и современное", Л. Н-ч в этом году написал еще статью "Патриотизм и правительство" и "Не убий", по поводу убийства итальянского короля Гумберта. И целый ряд писем, имеющих характер статей.
В заключение этой главы приведем еще одну интересную запись из декабрьского дневника:
"Две ужаснейшие чумы нашего времени: церковное христианство, или, скорее, догматическое, супернатуралистическое, которое прививается людям с детства и поддерживается гипнотически до смерти, и материализм физиологический, антропологический и, главное, исторический, т. е. убеждение в том, что все идет само собой по законам механическим, физическим, химическим, биологическим и даже психологическим (в смысле материалистической психологии), и потому все усилия быть добрым, делать добро - праздны, бесцельны. И этот материализм караулит людей при их освобождении от догматического христианства. Только что освободятся от безнравственной лжи церковной, как попадают в еще худшую ложь материализма".
В начале декабря у Л. Н-ча были оригинальные гости: пятнадцать американцев и две американки.
Конец 1900 года Л. Н-ч провел в Москве и записал утром 1-го января 1901 года: "1-го января нового года и столетия". Этот новый, наступивший год принес ему много волнений, а всем людям - события мировой важности.
