С женщинами Наполеон держал себя вообще не только бесцеремонно, но даже цинично. Он их презирал и был уверен, что они только и способны рожать детей. Подобный взгляд был в нем неудивителен, если вспомнить, что в молодости он вел жизнь крайне уединенную, а когда при Директории обстоятельства и собственный его гений выдвинули его вперед, то он посещал такое общество женщин, в котором именно о женщинах не мог составить выгодного понятия. Он не умел обращаться со сколько-нибудь порядочными женщинами, не умел говорить с ними, а так как всякого рода стеснения были ему невыносимы, то он по возможности избегал их. Особенно он ненавидел умных женщин. Госпожа Сталь всю жизнь была для него чем-то непонятным и невыносимым. В женщинах ценил он только одну молодость и красоту и в этом отношении был неразборчив донельзя. Он даже несколько раз влюблялся, но – Боже мой, что это была за любовь! Это было нечто в высшей степени наглое и возмутительное. Но он, оправдывавший свои действия во всем, говорил и по поводу своих привязанностей: «Не всякий имеет право так любить, как я люблю! Я люблю слишком по-своему».
И точно, он любил по-своему. Сидевшая теперь перед ним графиня Эвелина, вся в черном, с большими синими глазами, великолепно сложенная, начинала сильно нравиться великому императору. Он щурился, глядя на нее и слегка подергивая губами, что у него было признаком хорошего расположения духа.
Графиня все еще сидела потупившись, что необыкновенно шло к ее фигуре и представляло нечто в высшей степени очаровательное.
– Графиня! – начал Наполеон. – Я очень доволен тем, что вижу перед собой не духа, а живое существо, и притом – такое милое! Я плохо знаю этот дикий край. Скажите мне… О, я вам поверю!.. Скажите мне: что за народ московиты?
– Великий народ, император, – произнесла тихо графиня.
– Одно и то же! – возвысил голос Наполеон и забарабанил пальцами по столу какой-то медленный марш. – Вы не сговорились ли с Коленкуром, милая графиня? Коленкур того же мнения.
– Я Коленкура не знаю, император, – сказала графиня.
– Не знаете! Га! Откуда же вы знали те случаи, о которых мне предсказывали ранее?
– Орел знает небеса, крот – землю. Вот разгадка моих предсказаний, император.
– Как все объясняется просто! – воскликнул Наполеон.
– Проста и сама жизнь, император.
– Га, да вы философ, графиня! – засмеялся Наполеон. – Вам сколько лет? Двадцать. Не более, конечно. Странно: так мало живете и так много знаете. Конечно, вы знаете и то, чем окончится мой поход в Россию?
– Знаю, император, – сказала твердо графиня.
– Да, да, припоминаю, вы уже сказали мне это: на меня обрушится вся Европа…
– Более, император.
– Ну?
– Вам придется отступить из России.
Наполеон вскочил, сильно двинув в сторону кресло.
– Что за женщина! – вскричал он. – Она, кажется, хочет быть не стряпухой, а полководцем! Впервые вижу такую выскочку, – горячился грубо император. – Госпожа Ремюза, та тоже умничала, но эта… О, вы уж слишком умны, дитя мое! – обратился император прямо к графине, сидевшей, как черное изваяние. – Умерьте ваши предсказания, а то иначе и я могу кое-что предсказать!
– Я не боюсь угроз императора, – произнесла тихо и без волнения графиня и при этом медленно поднялась.
Взволнованный император быстро шагнул к ней:
– Стойте! Не уходите! Графиня стояла, не трогаясь с места.
– О, эти женщины, – понизил несколько тон своего голоса император, – всегда лезут туда, где их не спрашивают!
Он зашагал по кабинету.
– Эти Юдифи мне не по душе!
– Кто же вам по душе, император? – проговорила графиня. – Вирсавии?
Наполеон остановился в упор перед графиней.
– Вы румянитесь? – спросил он насмешливо.
– Я для этого еще слишком молода, император.
– Га, молоды! Но румянятся и молодые. Женщина никогда не забывает о румянах. Им особенно идут две вещи – слезы и румяны! Советую и вам, графиня, заняться этими двумя вещами. Политика вам не к лицу. Вы в шахматы играете, графиня?
– Нет, император.
– Жаль. Я бы сыграл с вами партию. Посмотрел бы, кто останется в выигрыше.
– Играя, я вам уступила бы, император.
– Но я – никогда.
– Вы на это имеете право и силу, император.
